— На поминках.
— Она про меня не спрашивала?
— Нет.
— Слушай…
Стаська замялась в нерешительности.
— Как ты думаешь… Она знает, что я… В общем знает, про этот разговор?
И Стаська поддела носком кусок магнитофонной пленки на полу.
Валька пожала плечами.
— Я ее не спрашивала. Но, думаю, что знает.
— Да, — задумчиво подтвердила сестра. — Я тоже так думаю. Тогда объясни мне, зачем она это сделала?
И Стаська, не вставая со стула, развернулась к разгромленному столу. Достала из нижнего ящика плоскую прямоугольную коробку, обтянутую коричневой кожей. Футляр выглядел одновременно потрепанным и дорогим. Пупырышки на коже были такими крупными, что Валька невольно вспомнила пояс из кожи аллигатора, который видела на витрине дорогого магазина в Лионе. Вспомнила ценник, невинно лежавший рядом, и содрогнулась.
Если коробка запросто обтянута дорогой крокодиловой кожей, то что же таится внутри нее?
Стаська медленно подняла крышку и повернула коробку к сестре. Та поддалась искушению и с любопытством вытянула шею.
Внутри искрилась и переливалась радуга разноцветных ярчайших огней. Белые и зеленые камни, оправленные в белый металл, лежали вперемешку, сваленные небрежной драгоценной горкой. Коричневая кожаная крышка козырьком нависала над волшебным холмом, и от этого казалось, что в темной пасти небольшого монстра мерцают переливы хрустального света.
— Что это?
— Это гарнитур, — ответила Стаська. Она, как и сестра, не сводила глаз с драгоценного небрежного беспорядка внутри коробки.
— Колье, серьги, кольцо и браслет.
Валька двумя пальцами подцепила узкий длинный ремешок, весь переливающийся мелкими белыми камнями. И только в центре драгоценной нитки вальяжно и удобно расположились три крупных зеленых камня, оправленных в белый металл.
— Это колье, — тихо подсказала Стаська. — Изумруды с бриллиантами.
— Боже мой!
Валька медленно перебирала в пальцах равнодушную к собственной красоте драгоценность.
— Сколько же это может стоить? — спросила она почти испуганно.
— Не знаю, еще не оценивала, — ответила Стаська, тоже завороженная переливами света. — Думаю, речь идет о сотнях тысяч долларов. Изумруды очень крупные, а они сейчас стоят дороже бриллиантов. Месторождения почти выработаны.
Валька с трудом оторвала взгляд от драгоценной радуги и с сожалением вернула драгоценную змейку на место. Захлопнулась пасть маленького монстра, и Стаська убрала коробку в стол.
— Это мне сегодня принесли, — объяснила она.
— Кто принес?
— Понятия не имею. Какой-то дядька, довольно немолодой.
— Он представился?
— И не подумал. Просто отдал коробку, сказал: «Это вам» и ушел. Слушай, — вдруг взволновалась Стаська, — а может, это ошибка? Может, он дверь перепутал? Может, это не мне?
— В коробке что-нибудь было?
— Было, — ответила сестра.
— Что?
— Записка.
— Покажи.
— Да выбросила я ее! — с досадой ответила Стася. — И запиской-то это не назовешь! Всего одна фраза, без подписи.
— Какая? — спросила Валька.
И Стаська, сморщившись, процитировала:
— «Даю тебе шанс».
Валька поднялась с дивана и пошла к двери. Открыла ее и сказала:
— Можешь быть спокойна. Это, действительно, тебе.
И вышла в коридор.
— Уверена? — продолжала спрашивать Стаська, следуя за ней. — Ты точно знаешь? А то я такую красоту назад отдать не смогу…
— Не придется, — ответила Валька и залезла в сапоги. — Это твой подарок.
— Может, все-таки, посидишь еще? — предложила Стаська. — А то странно получается: у меня такое событие, а отметить абсолютно не с кем…
— А тебе кто-нибудь нужен?
Стаська пожала плечами, что-то прикинула в уме.
— Да, пожалуй, никто, — медленно ответила она. — Ты права.
Валька молча повернулась и открыла входную дверь.
— Валь! — позвала Стася. И спросила, когда сестра обернулась:
— Правда, зачем она это сделала? Знаешь?
— Догадываюсь.
— Объяснишь мне?
— Нет, — с улыбкой ответила сестра. — Догадайся сама, ты же у нас такая умная!
И закрыла дверь перед носом у огорошенной Стаськи.
Жизнь постепенно входила в свою колею. Новый год надвигался с неотвратимой быстротой, дни, казалось, все более укорачивались по мере приближения праздника, и Валька иногда просто не успевала подумать о том, что подарить своим немногочисленным близким.
Она вернулась на работу и с удовольствием окунулась в привычную атмосферу, которой была лишена почти две недели.
Семейные тайны больше не тревожили ее душу. Началось выздоровление, и Валька с каждым днем все радостней ощущала себя полноценным уравновешенным человеком.
Впрочем, был один праздник, дня которого она ждала с некоторым страхом.
Двадцать первое декабря. День рождения бабушки.
Валька по-прежнему избегала общения с ней. Не могла заставить себя набрать знакомый телефонный номер, не говоря уж о том, чтобы поехать в дачный поселок, где раньше была постоянной гостьей.
Она просто не представляла, что можно сказать Евдокии Михайловне теперь, когда все маски оказались сброшенными.
Тем не менее, Валька решила съездить и поздравить бабушку с днем рождения, хотя бы потому, что уклонение от поздравления выглядело бы трусостью.
Двадцать первого декабря она купила букет бордовых оранжерейных роз (не удержавшись от желания сделать маленькую гадость), и они с Арсеном поехали в Барвиху.
Охрана беспрепятственно пропустила их машину, из чего Валька сделала вывод, что бабушка ожидала их приезда.
— Я не знаю, что ей сказать, — вдруг пожаловалась Валька.
— Тогда ничего не говори, — ответил Арсен. — Возможно, она сама найдет тему для разговора.
Они въехали во двор дома, вышли из машины и поднялись по ступенькам высокого крыльца.
— Похоже, мы тут одни, — заметил Арсен, окидывая двор коротким взглядом.
Валька хотела ответить, что это неудивительно, как вдруг дверь распахнулась и, вместо неприветливой Нины, они оказались лицом к лицу с приятнейшим пожилым господином в черном костюме. Короткая седая бородка господина напоминала о персонажах картин Веласкеса, а то, что это был именно господин, а не товарищ или гражданин, подчеркивали солидные очки в тонкой золотой оправе.
