Избранной радой делегации генерал Врангель заявил о твердом своем решении «не оказывать послабления в отношении захваченных членов рады». Безнадежность, с какою возвращались от Врангеля члены делегации (мы их встретили по пути к Врангелю), была такая полная, что некоторые из нашей группы даже заколебались, стоит ли идти, рисковать своим именем. Но сознание, что новая беседа с Врангелем и при этом беседа по его инициативе (или лица близкого к нему) давала лишний шанс, и заставило подчинять этому все другие соображения, и наша группа пошла.
Генерал Врангель в начале беседы, действительно, стоял на своем. «Решение его твердо», на его душе «нет ни одной невинно пролитой капли крови», «Раз долг этого требует, он не может уступать слабости» и т. и.
Мы указали генералу Врангелю на ошибочность мнения, что твердость власти заключается в репрессиях, что нас, кубанцев, видавших виды гражданской войны, жестокостью запугать нельзя. Важна, наоборот, широта взгляда на вещи и способность провидеть последствия того или иного шага.
Врангель тогда указал, что Главному командованию важно иметь уверенность в обеспечении твердой и устойчивой власти на Кубани, что колебала эту власть Законодательная рада, поэтому необходимо уничтожить эту причину.
В заключение своих слов он взял со стола лежащий перед ним пакет и, развернув его, передал мне, ближе к нему сидящему. Оказалось, это был заранее заготовленный проект Кубанской конституции с изменениями в ней сообразно желаниям Главного командования. При этом Врангель дал понять, что согласие рады на принятие этих изменений влечет за собой перемену в судьбе арестованных членов рады.
Его при этом вызвали к прямому проводу для переговоров со ставкой главнокомандующего. Уходя, он попросил нас тем временем ознакомиться с «проектом», чтобы по его возвращении рассмотреть вопрос всесторонне.
В предложенном им проекте Законодательная рада исключалась. Войсковой атаман, избираемый Краевой радой, перед ней же несет ответственность, а правительство назначается войсковым атаманом, перед коим и несет ответственность. Таким образом, новостью проекта было лишь то, что вместо неустойчивого правительства предлагалось создать неустойчивого атамана. Вотум недоверия атаману мог повлечь за собой и его отставку и отставку правительства. У атамана оставалось право роспуска рады, но при вторичном вотуме недоверия он все равно должен был подавать в отставку. Совершенно очевидной была широкая возможность всяческого произвола и внутренней борьбы. Нам нетрудно было, по возвращении в вагон генерала Врангеля, уяснить ему эти несообразности проекта.
Совершенно определилась при этом вся нагота «твердости» наших диктаторов:
– Или изменение конституции, или… жизнь одиннадцати захваченных членов рады…
Пришлось раскрыть общую неудовлетворенность самих кубанцев своей конституцией, и что ее исправление является назревшей задачей. При данном положении посторонний нажим принесет лишь вред, ибо придаст естественному пересмотру конституции характер вынужденности.
Врангель, проникаясь будто бы сам этими доводами, дал понять все же, что в данном вопросе он не может действовать самостоятельно, и спросил при этом, сколько времени нам могло бы потребоваться для естественного прохождения через раду вопроса о конституционных изменениях.
Мы ответили, что около недели.
– Ого! – вмешался тут в разговор вошедший незадолго перед тем генерал Покровский. – Не думаю, что тем, о ком вы хлопочете, будет особенно приятно целую неделю выжидать ваших решений, зная приговор военно-полевого суда… – И указал при этом, что им уже отдано распоряжение изготовить одиннадцать виселиц.
Аргументация была сильная. Пришлось согласиться доложить раде о требуемых конституционных изменениях в спешном порядке – «в течение суток».
Нам ставилось условие – уничтожение Законодательной рады. Мы обязывались ознакомить генерала Врангеля с общими принципами изменения, на которые согласится рада, до его отъезда из Екатеринодара, назначенного на после полудня следующего дня.
Когда мы, уходя, попросили разрешить двоим из нас посетить заключенных и успокоить относительно их дальнейшей судьбы, то генерал Врангель, отклонив просьбу, дал нам слово сделать то же своими средствами. Впоследствии говорили, что никакого суда до того момента над заключенными и не было. Генерал Покровский прибег к своей аргументации лишь для побуждения нас к большей сговорчивости. Генерал Врангель, по-видимому, знал это, но промолчал…
Мы получили на руки конституционный проект Главного командования. Он был написан крупным почерком почти без помарок. Знающие люди говорили, что это был почерк профессора С-ва, «творца всяческой хитрой механики» при Главном командовании. Всю ночь у меня на квартире занимались мы составлением проекта изменений Краевой конституции. Утром были привлечены к работе радянские юристы, а в дневном заседании рады изменения были приняты.
Кубанская Краевая рада объявляла:
«Кубанский Край мыслит себя неразрывно связанным с Единой Великой и Свободной Россией».
«Население Края сохраняет непоколебимое решение вести борьбу до конца в твердом союзе с Добровольческой армией и всеми силами, борющимися за возрождение России через Всероссийское Учредительное Собрание».
Сущность конституционных изменений сводилась к тому, что вместо двух рад, с плохо разграниченными функциями, устанавливалась одна Краевая рада, избираемая «на основании особого закона». Для сохранения независимости атамана проектировалось создание особого собрания – атаманской рады – с единственной функцией – избрание войскового атамана на определенный срок. Правительство ответственно перед Краевой радой. У атамана оставалось право роспуска Краевой рады, но вторичный вотум вновь собранной рады недоверия правительству обязывал атамана переменить последнее.
Получив «пункты» с изменениями конституции в руки, генерал Врангель уехал из Екатеринодара.
Таким образом, Кубани было суждено испить до дна чашу унижения: то, что она сама собиралась сделать, что являлось естественным в результате пройденного опыта, ее заставили сделать под угрозой опустить меч на головы «непокорных».
«Быстрыми, чрезвычайно решительными действиями генерал Покровский выполнил мои приказания», – в таких словах подвел итог своей деятельности в ноябрьские дни на Кубани генерал Врангель, беседуя с сотрудником Руссагена в городе Таганроге 10 ноября*.
Приведенные здесь документы и заявления говорят о другом или, во всяком случае, об ином изображении своей роли самим генералом Врангелем.
«Приазовский Край», от 12 ноября 1919 г.
Нужно сказать, что вообще обстановка гражданской войны глубоко извратила общечеловеческие понятия о добре и зле, а также понятие о праве и справедливости.
Разбитая, деморализованная Кубань должна была изолированно искать выхода.
Краевой раде прежде всего необходимо было самой сорганизоваться и создать внутренний распорядительный и рабочий аппарат.
