всю тайну, а её половину, — рассмеялся я. — Эрлик и не мог рассказать тебе всё.
— Думаешь, он солгал, что создал людей? Что именно он первым пришёл на эту землю?
— Может, и не солгал, — улыбнулся я. — Люди хитры, свирепы, склонны к предательству — это качества Эрлика. Но потом пришёл Тенгри и сотворил милосердие.
Нишай улыбнулся.
— Значит, пусть убираются из Вайги и долины Эрлу? — Он кивнул на найманов, уже выславших к нам делегацию для переговоров.
— Пусть убираются, — кивнул я. — Скажи им что-нибудь про то, что ты заколдовал эту землю, и она будет гореть у них под ногами. Пусть только сунутся…
На перевал мы с Нишаем и Айнуром вернулись спустя сутки.
Весь следующий день мы говорили с Белой Сутью и волками насчёт драконов, но так ничего и не решили.
С собой мы привели группу волчьих учёных, чтобы они впечатлились феноменом древа. Оно росло и росло, пытаясь добраться до неба, и его уже можно было разглядеть снизу.
Охотники успели эвакуировать раненых, но Шасти осталась. Она ждала меня у древа с Нисой и дюжиной старших зайцев.
Зайцы были уже совсем крутые воины и остались, чтобы пройти посвящение в Белой горе. «Молоко» мы отменили, но сны было решено сохранить. Нам требовалось магическое оружие, а Дьайачы был необходим контакт со своими подопечными.
Шасти хотела сначала уйти вместе с охотниками, но никак не могла расстаться с древом.
Она щекотно шептала мне на ухо, что нужно поставить на перевале белые юрты. И пусть сюда приходят и люди, и волки, чтобы петь древу песни, без них оно очень скучает.
Я не вслушивался, потому что губы у Шасти были тёплые и мягкие, а дыхание сладкое, как мёд. И я стоял и слушал это тепло. И дышал им.
Нишай проповедовал диким волкам. Он рассказал им историю ростка из камня в голове ютпы. Рассказал про битву с Эрликом и схождение горных духов, грозившее расколоть перевал на куски.
Колдун решил, что угроза гибели и пробудила росток. Заставила его оплести камни корнями. Удержать малое, чтобы набраться сил и взрастить большое. Ведь древо способно создать новый мир, вырастить его вокруг себя.
Ораторствовал он здорово, рассказывал древние легенды. Шасти перестала шептать и повела меня слушать.
— Вот в ком пропадает учитель — так это в тебе, — сказал я Нишаю, когда он закончил вещать. — Будешь учить зайцев читать и писать. А то я не допущу их до Белой горы! Воин должен быть грамотным!
Зайцы позеленели от страха, Нишай развеселился.
Перевал за два дня преобразился совершенно. Корни заплели трещины мягким ковром, древо позеленело, переварив чёрную кровь Эрлика.
Волки были поражены. Они стали расспрашивать Шасти про песни, которые любит древо, а Нишай поманил меня к катапульте.
Зайцы выровняли её, подсыпали свежих камней. Вышел памятник грандиозной битве.
— Красота, да? — похвалил их Нишай. — Думаю, Шасти права — здесь нужно поставить юрты.
— Паломников будешь водить? — уточнил я. — Ну что ж…
— А кто такие паломники? — удивился Нишай.
— Те, кто приходит к местам, отмеченным милостью богов. Молится, загадывает желания. Такие места они считают святыми.
Колдун почесал щёку.
— Я одного не пойму, — сказал он. — Откуда в тебе всё это берётся? Паломники… Святые места… Кто ты, Кай? Даже Эрлик не сумел мне сказать, какого ты рода!
Надо было уже объяснить ему что-нибудь, но слова никак не хотели подбираться.
— Да я вообще тут в гостях… — Тень от катапульты крестом легла на камни, напоминая мне тени на лётном поле. Это было так знакомо и близко, что стало вдруг больно. — Я родился в другом мире. Забросило меня сюда с поля боя. И вот опять я на поле боя стою. Только там всё горело, а тут потухло.
Я замолчал, но Нишай терпеливо ждал, понимая, что это не вся история. Ведь был ещё зал с колоннами. И призрачные тени тех, что называли себя Синклитом. И месть, которую я, наверное, всё же исполнил. Ведь нет больше ни императора, ни терия Вердена, ни Шудура…
— Высоко-высоко в небе есть зал равновесия, где весы решают, чья душа должна жить, а чья умереть, — начал я осторожно.
— Взвешивают душу? — спросил Нишай.
— Вроде того, — кивнул я. — Мне сказали: я слишком тяжёл, чтобы умереть. Что я должен отомстить за смерть правителя Юри. Ненадолго стать его сыном, Камаем. Ну вот скажи — разве я не отомстил? Все, кто мог убить правителя Юри — мертвее мёртвого.
— А как он умер? — спросил Нишай. — Его зарубили или проткнули копьём? Может, нам нужно было допросить всех воинов Кориуса, прежде чем отпускать их?
Я пожал плечами.
— Айнур говорил, что правитель Юри был уже мёртв, когда враги ворвались в крепость. Лежал в комнате, запертой изнутри. Я думал, что в его смерти виновны те, кто принял решение напасть на долину Эрлу: терий Верден, главный колдун, император, в конце концов…
Нишай задумчиво посмотрел на древо — зелёное и беспечное.
— Знаешь, Кай, — сказал он. — А ведь это я его убил.
— Ты у Маймана шутить научился? — нахмурился я.
— Это не шутка, — покачал головой Нишай. — Когда колдуны терия Вердена уже седлали драконов, чтобы напасть на долину Эрлу, император отсутствовал во дворце. Он отбыл в ставку терия Вердена. Страшноликий хотел лично напутствовать воинов. Я уже много месяцев ждал, когда он уедет из города. Хотел пробраться в его покои. Мне не давала спать история Камая и Нордая. Нордай был моим конкурентом в борьбе за престол, и я пытался отыскать его слабое место, открыть тайны. «Почему мальчишка ходит с закрытым лицом и не выпускает из руки меч?» — размышлял я. И искал улики его уродства или иных грехов. А нашёл… магическое зеркало для создания демонов в спальне императора. И убедил себя, что один из наследников — копия другого, призванный демон.
— Ну и что? — спросил я. — Я уже слышал от тебя эту версию. Она не сыграла.
Вся эта придворная хтонь меня только раздражала. Причём здесь интриги?
— Ну ты же понимаешь, что мы не были дружны с терием Верденом, — невесело усмехнулся Нишай. — Его победа в долине Эрлу была бы мне только помехой… — Он
