больше не будет. Вы убьёте само порождающее начало, понимаете это? Если понимаете и таково ваше решение — мы согласны. Пусть род людей вымрет, но отомстит!
Нишай кивнул Дьайачы, и она вышла из-за строя воинов и охотников, словно была готова отдаться в лапы диких.
— Мы должны простить её⁈ — взвыл дядя. — Ту, что калечила наших детей?
— Она сражалась за вас, за весь наш мир! — оскорбился Нишай.
— Но воины больше не посмеют забирать волчат и давать им молоко Белой горы! — Шани, учитель Бурки, шагнул вперёд и оттёр дядю.
— Да будет так! — подтвердил Нишай. — Люди каменного города и люди долины Эрлу станут жить в мире. Они вольны вступать в союзы и не вольны убивать друг друга. Мы — братья, порождённые одной пещерой. Мы не будем забирать волчат, но и не откажем тем, кто станет охотиться вместе с нами!
— А драконы? — влез дядя.
— Драконы — напоминание о том, как далеко может зайти человеческая глупость, — развёл руками Нишай. Здесь нам нужен ваш мудрый суд, чтобы признать: звери они или всё ещё люди?
Дикие волки у Белой горы заволновались. У них был отличный слух.
Заволновался и дядя. Он исподлобья разглядывал Нишая, ища, к чему бы придраться. Потом уставился на меня.
Мы встретились глазами.
— Скажи, человек, почему ты спас наследника Раху? — спросил дядя вкрадчиво. — Может, ты хотел вылечить дикого волка, чтобы приучить его к седлу?
— Брата? К седлу? — удивился я.
Бурка заулыбался. Это был сильный ответ.
Дядю аж перекорёжило.
— Но ты не будешь мстить Дьайачы за других своих братьев, искалеченных Белой горой? — спросил он. — Почему?
— Мир духов и богов — слишком не похож на мир людей… — Я указал на Белую Суть, бледную, со слезами, текущими по щекам. — Посмотри, Дьайачы плачет, слушая нас. Может быть, она вела нас трудным путём и теряла так много, чтобы не потерять на лёгком пути всех? Она-то готова сейчас погибнуть, но что будет потом с нами?
Дядя заворчал себе под нос. Думаю, он ругался на своём, волчьем. Но вслух не сказал ничего.
Дикие волки расступились и пропустили Дьайачы в её гору.
С десяток охотников пошли за ней следом, чтобы проводить и не допустить случайностей, ведь среди диких волков могли найтись недовольные общим решением.
Красное солнце коснулось лучами Белой горы, окрасив вершину алым.
— Мир изменился, — сказал Нишай.
— Ещё бы, — кивнул я. — Но переговоров с людьми я боюсь не меньше.
Глава 37
Кто убил правителя Юри
Волки не любят переливать из пустого в порожнее при переговорах, а вот у людей подобные дискуссии могут идти часами.
И всё потому, что хищники, когда спорят, ориентируются ещё и по запаху. Они сразу понимают, кто врёт, а кто нет.
Стая приняла нас. Мы с дикими волками поставили на кожаном «листе бумаги» родовые знаки, в честь того, что пути к древу на перевале и к Белой Горе открыты теперь всем.
— А с этими — что будем делать? — спросил Айнур, указывая на вельмож и воинов Кориуса.
— Эти сейчас дождутся ухода волков, и принесут нам отрубленную голову, — напомнил я. — А может, и не одну.
Я замолчал, и Нишай мрачно посмотрел на меня:
— И что мы им скажем? Неужели ты им поверишь, Кай?
— Нет, — сказал я. — Не поверю. Предавшие один раз предадут снова. Но убивать мы никого больше не будем. Сколько можно уже убивать?
— Но как нам быть? — возмутился Айнур. — Отпустим, что ли, их всех? Так они приготовят бунт уже к этой весне! А если Нордай выжил, то не бунт, а войну!
— Они не вернутся в Вайгу, — отрезал я. — Пусть убираются на все четыре стороны. Ищут свободную землю, где смогут поселиться. Подальше от нас.
Айнур хмыкнул, размышляя.
— А если найдут? Если обустроят свой город, вернутся с оружием и попытаются погубить наш мир?
Я развёл руками:
— Значит, такова жизнь.
— Но что нам мешает прямо сейчас задавить змею в её же гнезде!.. — начал заводиться наш предводитель.
Он обещал молчать на переговорах с волками, но переговоры-то кончились.
— Перерезать всех? — уточнил я. — И воинов, и вельмож, и маркитанток, и слуг?
— Нишай может наложить на них печати! — вывернулся Айнур.
Я посмотрел на него внимательно:
— Хочешь, я открою тебе тайну?
Предводитель кивнул.
— Если мы перережем сейчас всех, кто нас ненавидит. Перережем не в битве, но по праву власти над ними — семя их ненависти прорастёт в нас. Мы станем такими же, как они. Понимаешь?
Айнур покачал головой. Он не понимал. Его, в отличие от Нишая, не учили всяким «философиям». Но признаться в этом наш предводитель не решился.
— А печати? — спросил он. — Печати-то почему нельзя?
— Рабство порой страшнее смерти.
— Но что мы будем делать, если отпустим врагов, а они нападут на нас снова?
— Не нападут, если мы станем сильнее. — Я кивнул в сторону Белой горы. — Мир движется, как река. Рано или поздно Белой Сути в нас станет больше. Люди израстут, излечатся от детских болезней ненависти и предательства.
Нишай вздохнул, он слишком хорошо знал людей.
Я тоже знал, но верил, что мы способны стать лучше. Иного выхода у нас нет, иначе мы просто перебьём друг друга.
— Не верьте, что это — последняя война, — сказал я. — Отпустим мы вельмож или нет — всё равно ещё тысячи лет будут идти войны между людьми, одна страшнее другой. Люди научатся летать, как птицы — и всё равно будут убивать друг друга. Но я верю, что рано или поздно всё это изменится.
— Иногда я думаю, что ты знаешь все тайны мира, — сказал Нишай. — Но я тоже узнал недавно одну. Людей сотворил Эрлик, он сам мне это сказал. Всех людей. Драконов, волков, нас. Мы воюем, потому что мы — порождения Эрлика, и наша основа — тёмная изначально. Посмотри на волков? Век за веком они только теряли ту искру, что отличала их от зверей. Как я могу надеяться, что мир станет лучше, если лучше мы не становимся?
— Ты просто знаешь не
