все больше и больше от встречи к встрече.
— Почему бы тебе не решить самой, где провести свою субботу, Аллегра? Он, наверняка, сможет прожить без тебя несколько часов — вы все равно видите друг друга двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
— Это очень просто, Барбара, но ты все равно не поймешь. Я могла бы попытаться объяснить даже стенке, но это имело бы мало смысла.
— Попробуй, я открыта ко всему.
Барбара разводит руками, и я вздыхаю.
— Потому что он босс, Барбара. Ты же уверена в этом. Я пеку ему пирог с ревенем и раздвигаю ноги, когда он возжелает. А потом, в качестве благодарности за кулинарные изыски, я позволяю ему избить меня до полусмерти.
Я закатываю глаза, и Барбара насмешливо фыркает. Очевидно, она находит мой сарказм неуместным.
— Мы пара, Барбара. Я считаю крайне невежливым объявить без каких-либо объяснений, что буду отсутствовать половину субботы. Может быть, он что-то запланировал для нас.
— Запланировал, ага. И он это решает. Единолично.
— Именно. Решение остается за Робертом.
Прищурившись, Барбара смотрит на меня.
— Вы решили в договорном порядке об этом?
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, притрагиваясь к своему кольцу.
— Рабский договор. Так они это называют, не так ли?
— Ты углублялась в Тему, Барбара? — спрашивает Роберт и усмехается. — Нет, никакого договора. Нам это ненужно, мы этого не хотим, это не наш мир. Но определенно есть пары, которым это действительно нравится.
— Кстати, о рабском контракте. Угадай, кто мне звонил, — вставляет мама, и я бесконечно ей благодарна за смену темы.
— Понятия не имею. Твой бухгалтер? Телеком? Кабельный провайдер?
— Марек.
О-ла-ла. Таки не смена темы. Я вижу, что Роберт немного выпрямляется, что его внимание полностью сосредотачивается на моей матери.
— Марек? Мой бывший? Он никогда не звонил тебе раньше…
— Чего он хотел? — спрашивает Роберт, но я уверена, что он уже знает ответ.
— Я должна убедить тебя подписать какой-то там вексель. Ты должна ему денег, дорогая?
— Нет, я ему ничего не должна. Когда он звонил?
— Где-то три недели назад. Я только сейчас вспомнила об этом. Боюсь, я старею.
— Мама, тебе чуть за пятьдесят… Что еще он сказал?
— Ничего больше. Марек не стал долго утруждать себя любезностями. Все, что он сказал, это то, что это очень важно и что мне нужно убедить тебя. О чем вообще речь?
Я глубоко вздыхаю и объясняю, что происходит.
— О, — говорит мама, когда я заканчиваю, — тогда хорошо, что я забыла.
— Она бы ничего не подписала, так что ты бы зря пыталась ее уговорить. Она подпишет только то, что он… — Барбара показывает большим пальцем на Роберта, — …ей скажет. И Марек это знает, поэтому и предложил Роберту столько денег.
— Ты ошибаешься, Барбара. Я бы ничего не подписала, даже если бы за это выступал Роберт. Я точно не сяду в тюрьму из-за Марека.
— А из-за Роберта?
— Подобный вопрос не возникнет. А если бы и возник, ответ был бы «нет».
— Лучшая новость дня. Если она верна…
Теперь моя очередь пренебрежительно фыркать. Рассказываю о появлении Марека на празднике, о том, что он наблюдал за нами у карусели, о том, как неоднократно появлялся в нашем поле зрения.
— Но он к нам не подошел. По крайней мере, хотя бы так.
— А эта новая подружка — она ничего об этом не говорит? Когда он шпионит за своей бывшей, да к тому же тащит ее с собой? — спрашивает мама, и Роберт качает головой.
— Нет, — объясняю, — она ничего не говорит. Не ее дело подвергать сомнению или критиковать планы и решения Марека.
— Так, как ты не имеешь права с Робертом. Я не вижу разницы, Аллегра. Между ним и Мареком. Марек — чертов мудак, а Роберт — своего рода бог, которому ты поклоняешься. Почему? Если они оба одной породы? — спрашивает Барбара с торжествующим видом «вот-я-тебя-и-поймала».
— Так может показаться постороннему вроде тебя, Барбара. Но это заблуждение. Я могу подвергнуть сомнению или раскритиковать планы и решения Роберта в любое время. Он позволяет это, слушает меня и воспринимает всерьез. Единственное, о чем просит Роберт, это чтобы я излагала свою критику фактологически и уважительно. Марек не слушает, не поддается влиянию и очень злится, если его статус не признают с трепетом и молчанием. Кроме того, Барбара, Роберт делает то, что я хочу. Марек делает только то, что хочет сам. Но, боюсь, ты никогда этого не поймешь.
— Я поняла, дорогая, — улыбается мама, и я благодарно смотрю на нее.
— Марек предпочитает бить женщин так долго и так сильно, что они в конечном итоге истекают кровью. Есть женщины, которым это нравится, например, его новая подруга. Аллегре это не нравится. Мне тоже не нужно видеть кровь, чтобы жить своей жизнью. Это тонкости, которые имеют серьезное значение. Как посторонний человек, ты не понимаешь этих тонкостей.
— Что ты думаешь о том, что она пойдет в женский клуб в субботу и займется там волонтерской работой? — провокационно спрашивает Барбара, и Роберт задумчиво постукивает указательным пальцем по подбородку.
— Что вы делаете в этом клубе? — спрашивает он, притворяясь, что ничего не знает.
— Мы помогаем угнетенным женщинам, особенно тем, кто находится в отношениях с насилием. Мы поддерживаем в осмыслении прошлых, жестоких отношений, пытаемся восстановить уверенность и самооценку. Мы предлагаем беседы и практическую помощь.
— Мне это нравится. Это важно и необходимо. Делала ли Аллегра это раньше?
— Да. Только когда была с Мареком, она сделала перерыв.
— Мне было запрещено. Марек запретил это.
— Можешь ли ты сказать, Аллегра, что отношения с Мареком были насильственными? — спрашивает меня Роберт, и я киваю, бормоча в знак согласия. — Ты отработала те отношения, снова обрела уверенность в себе?
— Да, я это сделала. Благодаря тебе, Роберт. И я не хочу сейчас углубляться в эту тему. Мы достаточно поговорили о Мареке. Сейчас мы возьмем ревень и поедем домой.
Я спрыгиваю со стойки и целую маму в щеку.
— Так точно, шеф, — усмехается он, вставая, беря принесенную нами корзину и наполняя ее.
— Достаточно, — говорю я, когда он кладет столько, что хватит на три противня.
— Ты собираешься приготовить пирог сегодня, дорогая? — спрашивает он, выпрямляясь и беря корзину.
— Нет. Завтра. Сегодня нет больше желания печь. К тому времени, когда пирог будет в духовке, будет половина девятого, для меня это слишком поздно.
Роберт следит за моим взглядом на часах и затем говорит:
— Если поторопимся, мы еще сможем быстро закупиться.
— Что ты хочешь купить? У меня дома есть все для
