однажды ты сказал мне не быть послушной и не потакать всем подряд?
Он качает головой, будто и впрямь не помнит. Но, я думаю, ему просто не хочется признавать того факта, что его совет, данный мне однажды, теперь играет не в его пользу.
— Так что, повторяю: я тебя внимательно слушаю. Начинай свои объяснения.
Гай щёлкает языком, тяжело вздыхает, треплет свои идеальные мягкие волосы, и пара прядей лезут ему на глаза. Его причёска всегда аккуратна и приглажена назад, так что мне даже непривычно видеть его таким. Видела лишь вчера ночью, когда он нависал надо мной на задних креслах своей машины.
— Ты не можешь ехать к своим родителям, — произносит он то, что уже произносил миллион раз за последние несколько минут. — Потому что... — Он ударяет рукой по стене. — Чёрт!
— Что? — Я слышу, как мой голос выдаёт всё то волнение, которое копится в моей крови и течёт уже по венам. — Что с ними?.. Они...
— Нет. Они в порядке. В полном.
— Тогда в чём же дело?
Тишина длится несколько секунд, показавшихся мне вечностью. А потом Гай делает ещё один тяжёлый вдох, словно признавая поражение, и наконец чётко выговаривает:
— Твои родители думают, что ты уже месяц как мертва.
У меня от шока разжимаются руки, которые я стискивала в кулаки, держа их на своих коленях. Дыхание сбивается будто от мощного бега.
— Что? — Голос тихий, совсем не такой, какой звучал всего несколько минут назад. — В каком смысле?
— Я инсценировал твою смерть, — признаётся Гай. — Подстроил всё так, чтобы они посчитали тебя мёртвой. Они видели тело – как они думают, твоё. И не выдержав горя, они покинули Сиэтл. Думаю, навсегда.
И после этих слов мир вокруг меня снова рушится.
Глава 73
— У тебя был один единственный выбор, — продолжает Гай.
Я встаю со своего места. Дрожа и с колотящимся в груди сердцем, пытаюсь отойти от него на достаточное расстояние, чтобы не смотреть снова в эти глаза. Потому что мне кажется, если я в них взгляну, я вновь увижу в них старую себя — ненавидящую мир и его в том числе.
— Один единственный выбор... — повторяю я будто под гипнозом, не до конца понимая, что он только что сказал мне.
А мир всё рушится и рушится. По стенам уже ползут трещины.
— Став моей женой, ты автоматически отказалась от своей семьи.
— А знала ли об этом я? — У меня дрожат губы, дыхание прекращает быть ровным. — Или ты решил за меня? Как и всегда, верно же?
Гай пытается перехватить мой взгляд, а я отворачиваюсь. Он делает шаг вперёд, я выставляю руку, отходя ещё дальше.
— Думаешь, мой отец смирился бы с родством с твоим? После того, что он сделал? Принять тебя в семью стоило своей цены: забвения твоих родителей. Ты больше для них не существуешь.
— Ты знал... — Я выгляжу жалко, пока голос едва вырывается наружу – хриплый и тихий. — Ты знал, что я хочу их увидеть. Знал, как люблю их... И всё равно поступил так.
— У меня не было другого выбора. Либо они, либо мы.
И страх с ужасом быстро скрываются. Они прячутся по сторонам, убегают кто куда может. Меня охватывает такая ярость, что на секунду мне показалось, что я схожу с ума. Теряю рассудок. Уступаю своё место самому дьяволу, даю ему волю над моим разумом и телом.
— И ты решил, что я захочу остаться с вами?! — зло кричу я неожиданно для него и для самой себя.
Гай пытается подойти ко мне, вероятно, считая, что простое объятье сможет меня успокоить, остудить мой пыл. Я с силой толкаю его в грудь.
— Живой ты будешь оставаться только с нами, — говорит он твёрдо. — Ты не могла вернуться обратно. И твои родители не смогли бы ничего с этим сделать. Я избавил их от страданий куда больших, чем те, что выпало бы на их долю, оставайся ты для них жива, но заточена в нашей семье безвозвратно.
— Как же ты... — Я запинаюсь, захлёбываюсь собственными эмоциями. Живо забываю обо всём хорошем, что он привнёс в мою жизнь. Плохое перечёркивает всё остальное. — Я... я просто не верю...
— Каталина. — Гай тянет ладонь в мою сторону, берёт мою руку, а я в ответ кричу, вытягивая её из его хватки, силы которой оказалось недостаточно для того, чтобы он сумел задержать меня.
Я так растеряна, так напугана, я так зла и убита горем, что глаза застилает самая настоящая пелена. Мне кажется, я задыхаюсь. Будто лёгкие стиснулись, будто горло кто-то вдруг перехватил своей когтистой большой лапой и вдавливает меня к полу, грозясь задушить. Я чувствую, как желудок скручивается в тугой узел, вызывая тошноту, а потом и слабость в ногах.
Отшатываюсь назад. Из глаз брызжут слёзы.
«Тебе нужно напоминать ему время от времени, кто он такой». Зайд ошибся. Мне и не нужно напоминать Гаю о том, что он чудовище. Он помнит об этом сам и всегда использует любую возможность в очередной раз показать мне это.
— Возвращаемся в самое начало, — хрипло произношу я, вытирая слёзы с щёк. Они лишь лишнее указание на мои слабости, мне нужно избавляться от них. — В те времена, когда единственное чувство, что я испытывала по отношению к тебе, было ненавистью.
Гай смеряет меня взглядом. Его глаза не высказывают больше никаких эмоций.
— Всё как началось после этого, так всё и закончится, — говорит он, намекая, видимо, на то, что я снова склонюсь перед ним и прощу всё, что он сделал. — Тебе просто нужно время свыкнуться.
Его спокойствие возмущает меня сильнее.
— И это время я потрачу на что-нибудь более полезное, — бросаю я и разворачиваюсь.
Гай не останавливает меня, когда я выбегаю из комнаты. Он не пытается остановить меня даже тогда, когда я выбираюсь из дома и становлюсь объектом любопытных взглядов. Глаза горят, щёки пылают, сердце разрывается, кровоточит, поливает кровью все мои мысли, успевшие засесть в голове. Я пытаюсь набрать побольше воздуха в лёгкие, шумно вдыхаю его через рот и ноздри, и со стороны, наверное, кажется, что я умираю. Я бы не отказалась от такой перспективы.
—
