– Я не позволю вам спать на полу, – возмутилась Китти, – это же ваш дом.
– Я столько раз спал здесь, на полу, что уже сбился со счета, – со смехом сказал Тревис, встал с пола и протянул руку Китти.
Только бы она не почувствовала, как он реагирует на прикосновения к ней!
Он отпустил ее и отступил назад.
– Я и сам собираюсь завтра в город, – сказал он, – поедем вместе, если, конечно, не наметет больших сугробов. Кстати, где вы оставили свою лошадь?
– Я нашла ваш хлев и поставила ее к вашим коровам.
– Отлично. А теперь давайте спать.
Он нашел второе одеяло, завернулся в него и лег у камина, слыша, как она устраивается на койке. Вскоре в домике стало тихо, только ветер завывал за окнами.
Тревис смотрел на огонь. С ней что-то было не так. Что-то сильно ее беспокоило.
Она беспокойно ворочалась всего в шести шагах за его спиной. Он отхлебнул из бутылки, надеясь, что виски сделает свое дело, унесет его в волшебную страну забвения. Господи, как же отчаянно он хотел ее – с каждым ударом сердца, с каждым вздохом!
Ему опять снился тот же сон.
Он держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Ее пальцы ласкали завитки волос на его груди, спускаясь все ниже. Он нежно ухватил зубами ее твердый сосок и принялся жадно ласкать его, чувствуя, как ее теплые ладони охватывают его напрягшуюся плоть.
Боже всемогущий, как же он ее любит! Любит даже больше, чем тогда, когда они были вместе, если такое возможно.
Но сон есть сон, и он должен был кончиться.
Тревис открыл глаза и замер.
Китти лежала в его объятиях на полу у камина и смотрела на него глазами, блестевшими от слез.
– Пожалуйста, – она нежно дотронулась до его щеки дрожащей рукой, – пожалуйста, ничего не говори! Просто обнимай меня.
Он обнял ее крепче, и они наконец заснули.
Наутро Тревис резко проснулся, охваченный воспоминанием. Китти рядом не было. Оглядевшись, он увидел, что домик пуст. Он подбежал к двери, рывком распахнул ее и шагнул прямо в снег, провалившись по щиколотку. Только тут Тревис сообразил, что стоит босиком и голый. Он бросился обратно в дом, торопливо натянул брюки и сапоги, потом опять выскочил на улицу. На снегу виднелись ее следы, ведущие к хлеву. Он побежал и заметил лошадиные следы, они уходили к дороге.
Вернувшись в дом, он полностью оделся, потом, теряя драгоценное время, оставил корм скоту. На пару дней хватит. Конечно, они могут съесть все сразу, а потом будут голодать, но тут уж Тревис бессилен. Ему некогда ехать к Саксу и просить его, чтобы он присмотрел за его коровами.
Он должен найти Китти!
Хорошо, что снегу навалило не очень много – всего дюйма три. По небу все еще ходили тучи, и до конца дня можно было ожидать очередной снегопад. Он гнал во весь опор и доехал до города всего за два часа с небольшим. Бедный конь был весь в мыле. Тревис оставил его в платной конюшне, велев мальчику-конюху как следует его почистить, а сам побежал в больницу.
Ему повезло. Первый, кого он встретил, ворвавшись в больничные двери, был доктор Уоткинс.
– Капитан Колтрейн? Что привело вас в такую рань? – Он прищурил глаза. – Что-то с Мэрили? Я пойду возьму свой саквояж. Пока рано тревожиться, но, боюсь, могут быть неприятности.
– Нет-нет, дело не в Мэрили! – закричал Тревис, но осекся, когда до него дошел смысл слов доктора. – Какие неприятности? Что-то с ребенком?
– Она слаба, – прямо сказал доктор, – я не знаю, в чем дело. – Они с Тревисом пошли по коридору к больничной столовой. – Давайте выпьем кофе. Стеллу только что вернулась с ранчо Саксов, принимала там роды. Говорит, родился крепкий мальчуган. Вот только не знаю, как она добралась сюда по такому снегу.
Они приближались к столовой.
– Хорошо, что вы зашли, капитан, – продолжал доктор Уоткинс, – я хотел поговорить с вами о состоянии Мэрили. Мне кажется, вам надо до родов остаться в городе. Она такая печальная. Я пытался вызвать ее на разговор, узнать, что ее тревожит, но она молчит. Кажется, у нее истощение. Ребенок растет, а она теряет в весе. Может быть, даже придется положить ее в больницу и попытаться кормить насильно.
Когда они вошли в столовую, Тревис увидел Китти. Она сидела бледная, с округлившимися глазами.
– Мне надо с тобой поговорить, – шепнул ей Тревис, когда они с доктором проходили мимо ее столика.
Доктор Уоткинс перевел взгляд с одного на другую.
– В чем дело? – резко спросил он и, покраснев, быстро вытолкал Тревиса в коридор. – Вы ведь не скажете ей, кто она? – сердито прошипел он. – От этого будет только хуже и Стелле, и вашей жене.
– Нет, этого я ей не скажу.
Тревис оттолкнул доктора, увидев, как Китти выскочила из столовой и побежала по коридору.
– Подожди, пожалуйста! – крикнул он ей вслед. – Я только хочу поговорить с тобой!
Китти оглянулась через плечо, лицо ее было бледным. Она не заметила маленького мальчика, который бежал по коридору и теперь налетел прямо на нее.
– Джон! – закричал Тревис. – Ты что здесь делаешь, сынок?
Джон увидел его и, оттолкнув Китти, отчаянно зарыдал.
– Папа, папа, иди скорее домой! – закричал он. – Маме совсем плохо. Она послала меня за доктором, я бежал всю дорогу. Ей очень плохо! У нее кровь, она залила весь пол и…
Тревис подхватил его на руки и обернулся. Доктор Уоткинс уже бежал за своим саквояжем.
– Сейчас я возьму свой чемоданчик и пойду с вами, Эмброуз! – крикнула ему Китти.
Тревис уже бежал по коридору, крепко прижимая мальчика к себе.
Они добрались до отеля, и Тревис помчался наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Джон плакал у него на руках. Дверь в номер была открыта, и первое, что он увидел, – это лужи крови по всему полу.
– Она что, упала, Джон? – спросил он, осторожно опуская мальчика с рук.
– Нет, – проговорил малыш всхлипывая, – у нее пошла кровь, и она послала меня за доктором.
– Хорошо. Садись на диван и не вставай, пока я тебе не скажу.
Джон послушно сел, и Тревис пошел в спальню.
Она лежала на кровати, бледная, с закрытыми глазами. Все простыни были в крови. Тревис подбежал к ней и ласково позвал:
– Мэрили, милая, ты меня слышишь?
Она не отвечала. Он испуганно схватил ее за руку и нащупал слабый пульс. Жива!
В этот момент в комнату вбежал доктор Уоткинс и отпихнул Тревиса в сторону. Тот отступил от кровати и, чтобы не мешать, вышел в гостиную.
Китти сидела на коленях перед Джоном и прижимала мальчика к груди. Увидев это, Тревис застыл на месте: мать успокаивала своего сына, только ни он, ни она об этом не знали. Это была сцена, которую ему не забыть до самой смерти.
