в училище прапорщиков. А дед Трофим, не чета его односумам, хоть и был седой как лунь, но волосы под шапкой густоты были еще той. Да и морозило этой зимой как никогда. Видать гадание то сбылось.
Под Новый год Наталья Акинфеевна, следуя семейной традиции, унаследованной ею от своей матери, а той от своей, кочергой скребла курей с сидала. Делалось это для того, чтобы куры скорее садились нестись. Причем из хаты в курятник Наталья Акинфеевна ехала также верхом на кочерге.
Существовал у мартанцев и еще один интересный ритуал, призванный обеспечить урожайность садов. Проводился он непременно в Новый год.
Ритуал «пугания», «цюканья», «подсекания» в саду фруктовых деревьев, не родивших в ушедшем году. Ритуал этот заключался в следующем: в полночь или в ночь на Новый год, выйдя в сад, хозяин или хозяйка говорили: «Ны будыш родыть, буду рубыть. Будыш родыть, ны буду рубыть». И слегка ударяли топором по стволу дерева.
В этот раз дед Трохим уговорил приять участие в обряде и внука своего Василя. Мол, и праздник-то святителя Василия Великого, стало быть, тезки, созвучно. Обряд проходил в форме диалога. Дед Трохим тюкал дерево, приговаривая:
– Ны будышь родыть…
А Василь отвечал за дерево:
– Буду родыть.
Кроме того, на Новый год в Мартанской в полночь зажгли костры: в саду, во дворах, на улицах и перекрестках, на окраинах станицы. Как говорили, «ради Васыля» (святителя Василия Великого, на чей день памяти приходится праздник Нового года). Через костер прыгали малые – мальчики отдельно, девочки отдельно, а взрослые молились о хорошем урожае и «шоб с голоду ны помэрлы». Сжигали в таких кострах святочный сор, который с Рождества сметали в угол и держали там до Нового года, а также солому, кукурузные объедки из коровьих ясель.
– Шмали Морозу бороду, Василь, – приговаривал дед Трохим, когда внук подбрасывал в горящий в саду костер очередную охапку соломы, – Шмали добре! Шоб гадость на ветках пропала, от червяков тай шоб урожай хороший був.
Таким образом грели Мороза по всей станице, веря свято в то, что на следующий год урожай непременно будет большим. Так переплетались остатки языческих верований, дошедших от далеких предков казаков – степных народов – с традициями веры православной.
– Вот, Васыль, – говорил дед Трохим, когда они с внуком после шмаления бороды Морозу сидели в малой хате и пили душистый цветочный чай. – Раньше не только на Васыля жгли. Може у кого пэрсик або гранат растэ, так морозу бороду ночамы смалылы. Та сей час шмалят. А як гукнэшь по дириву топором, так вся зараза проснэться и тика з нэи а тут мы с кострищем. Вот, стало быть, как.
– Дед, – спрашивал Василь, увлеченный дедовскими байками. – А вода крещенская и вправду не портится?
– Ох, внучек. Все дело в крепости веры! – отвечал дед, сербая чай и заедая медом. – Оставшуюся святую воду сохраняли. Она не испортится и год, и пять, и двадцать лет. Ее использовали и в случае необходимости. Если, к примеру, сглазили корову, ей давали попить этой водички. При отеле корову окропляли святой водой и обсыпали освященным на Спас, Пасху, Крещение маком. Крещенской водой лечили и лечат и коров, и людей. Этой же водой отец Иосиф окропляет гроб, прежде чем положить туда умершего.
– Так, а с остальным-то шо робылы? С паляныцей, али пирогом, – не унимался Василь. – Ведь засыхали-то. Как есть? Зубы все поломать можно.
– Так просто все, Васыль, – довольный тем, что внук, хоть и взрослый совсем, а интерес к дедовским разговорам «о том о сем» проявляет. – Сено из-под скатерти, кутьи со святого угла подкладывали в гнезда курам, чтобы неслись хорошо, отдавали худобе, в основном корове, чтобы не болела. Часто кропильце из сена, которое использовалось в ритуале окропления, также отдавалось корове, весной в день первого выгона в стадо. Святочная паляныця, хлеб, который стоял в святом углу и который несли с собой при окроплении, отдавали коровке. Прабабка твоя Сгибушек Спасителя размачивала в святой воде и скармливала худобе. Вообще на Крещение по традиции предков наших, несут скотине хлебушек. Остатки крещенской кутьи высыпали птице, шоб було в огороди вся, шоб птыця водылась.
Такими вот семейными посиделками и коротались долгие зимние вечера.
Пролетели Святки с их шумным весельем. Незаметно и Масленица подоспела, предвещая строгий Великий пост.
Широко отмечали Масленицу по всей Кубанской области. В куренях и хатах пекутся блины, а в воздухе витает ощущение того, что весна медленно, но верно вступает в свои права, прогоняя стужу. В календарных праздниках кубанского казачества Масленица занимает особое место и открывает собой весенний цикл. В который, помимо Масленицы, входят Великий пост, Пасха и Провода. Праздник Масленицы казаки всегда справляли широко и весело. Гулянья длились неделю, которая в народе так и называлась – Маслена. В Масленицу жители Мартанской ходили в гости, угощали друг друга ритуальными блюдами, играли в игры, устраивали состязания, джигитовку и кулачные бои. Обязательными блюдами на Масленицу были вареники с творогом, блины и яичница. В хате атамана Ивана Михайловича Билого отдавалось предпочтение вареникам. Наталья Акинфеевна была мастерица их готовить, слепляя тесто особенным образом – «косичкой». Особенно обильным был ужин в последний день Масленицы, накануне поста. Но пищи готовили так много, что за неделю ее не съедали. Остатки еды было принято закапывать или отдавать курам, свиньям. В последний день Масленицы – прощеное воскресенье – среди хозяек станицы Мартанской был целый ритуал окончания масленичной трапезы – полоскание кувшинчиков. Вымывали посуду, в чем готовилась еда. Чтобы и духа мясного не осталось.
Утром мартанцы всей станицей шли в церковь. После Литургии истово просили друг у друга прощения за вольные и невольные обиды. А к вечеру жизнь замирала. Словно и не было разгульной недели. Начинался Великий пост. Его мартанцы соблюдали неукоснительно строго.
Эпилог
Август
В предгорных районах в это время года солнце щедро заливает окрестности с самого раннего часа. Станица Мартанская, наполненная предрассветной тишиной, еще дремала. Лишь редкий собачий лай раздавался в летнем недвижимом воздухе. Жизнь станицы, после того как был разбит последний оплот воинственных абреков, текла в мирном русле.
Порой станичникам казалось, что уж чересчур мирном. Не привыкли суровые воины к сладкой жизни. Хотелось потешить силушку и кровь разогнать горячую. Но ничего не случалось вот уже почитай как с год.
Кроме регулярной джигитовки да лагерных сборов заняться было нечем. Даже на дальних и ближних залогах да постах казаки, несущие службу, скучали, предаваясь охоте да игре в комаря.
Комарь –
