шлюхой-императрицей с деньгами, силой и связями. С такой стервой хочешь-не-хочешь, а будешь считаться.
— Не очень-то ты ее любишь…
— А с чего бы мне ее любить? Благодаря ей мое детство превратилось в кошмар под названием выживи или сдохни. Благо, что прежде, чем она сама умерла, я сумел прочно обосноваться в этом змеевнике. Да и император счел меня полезным. Куда полезнее своих родных кровиночек, — он скривился, вспомнив своих сводных братьев.
— Заплачь еще, — буркнула девушка, лихорадочно соображая, что ей делать. Руки слушались плохо. Ноги были связаны, но в целом двигались свободно. По крайней мере, не были привязаны к самой ванне.
— Да… — задумчиво протянул мужчина. — Твое «счастливое» детство тоже очень интересное… Может быть кое в чем ты меня даже переплюнула. Дважды, — Эстрич сильно задумался, и Имельда вдруг замерла, остановив взгляд где-то на золотистом покрытии ванны. Она уловила брешь, почувствовала что-то мягкое в его «броне» и сосредоточилась, представив, как уходит на дно лично его реки воспоминаний.
Двустворчатые двери, украшенные искусной резьбой и покрытые декоративной позолотой. Он ненавидел их. Каждый раз, когда его вызывал Ваалаярви, Эсмер останавливался перед ними в надежде, что за эти секунды император наконец сдохнет. Но раз за разом этого не происходило, и ему приходилось браться за витую ручку и проходить внутрь.
Залитая светом комната была скудно обставлена, ведь больному старику здесь ничего не нужно было делать, кроме как лежать в постели. Тяжелые шторы были всегда распахнуты, ведь тяжелые веки все равно не давали проникать в глаза лишнему свету.
Некогда пышущий здоровьем сейчас Ваалаярви был жалок. Трясущиеся тощие руки, ослабшие мышцы. Обвислые щеки тянулись к полу, отчего его рот всегда казался недовольно искривленным. Пигментные пятна на пергаментной коже лишь добавляла болезненности.
Старик лежал под теплым пуховым одеялом с книгой в руках. На самом деле он уже давно ничего не читал, лишь делал вид, ведь зрение его уже два года как подвело, а очки он носить отказывался, ведь они старили его еще больше, а он не желал представать перед поддаными в еще более немощном свете.
Эсмер прошел к кровати и встал у ее изножья, сложив руки за спиной.
— А, явился, — недовольно протянул мужчина, отложив книгу. — Почему я должен ждать тебя так долго, щенок? — без особого энтузиазма проворчал, пытаясь убрать книгу на рядом стоящую тумбу, как и все здесь украшенную резьбой и позолотой.
— Был занят. Как только вернулся, так сразу и пришел.
— Не груби, щенок. Ты нашел его?
— Нашел, — кивнул маг. Ваалаярви тут же взглянул на своего подопечного с хищной жадностью во взгляде.
— И где же он? Почему мне не доложили?
— Появились осложнения, но это не страшно. Его уже конвоируют к нам, — без каких-либо эмоций произнес Эсмер, глядя куда-то поверх головы правителя.
— Готовь ритуал. И смотри, чтобы на этот раз все прошло гладко, — сухой голос оборвался, и старик закашлялся. Вместе со слюной на покрывало брызнули мелкие капельки крови. Эсмер посмотрел на них и обогнул кровать, подошел к Ваалаярви сбоку. Достав платок из внутреннего кармана своего наряда, он склонился и с равнодушной тщательностью вытер рот и подбородок старика, едва сдерживаясь, чтобы не запихать этот платок ему в глотку. — Да хватит, — старик отмахнулся. — Мне не нужна твоя показная забота. Сделай уже свою работу, пока мое терпение не лопнуло окончательно и я не сломал твою так тщательно собранную репутацию и жизнь. Сделаешь дело и свалишь на все четыре стороны.
Эсмер выпрямился, и, наконец, на его лице отобразились истинные эмоции. Презрение, скрытая ярость… Он ничего больше не сказал. Оставил платок на тумбе и вышел вон, чтобы не чуять тонкий запах гниения. Иногда Эсмер не понимал, что именно он чует — гниение его тела или все же души…
Имельда заморгала и перевела взгляд на художника. Он внимательно смотрел на нее.
— Зачем вам Митриш? — Эсмер хмыкнул, но пояснить все же решил. — Он нужен Вааллаярви, и ты хочешь убить его, чтобы он не достался правителю?
— С чего ты решила, что я хочу его убить? Если б я этого хотел, то давно бы сделал. Возможностей было много. Взять хотя бы тех олухов, что пришли за… М… Как его там? Полард? — Имельда нахмурилась. — Да, да, это я помог им пройти. Мне нужна была диверсия, неразбериха и я ее получил. Хаос порождает возможности. И смотри, как все хорошо сложилось. Вы сами пришли ко мне в руки. Мне даже делать ничего не пришлось… Правда, эта твоя жажда спасти всех и каждого подпортила мне нервишки. А тот взрыв на банкете несколько спутал мне все планы… Пришлось переигрывать. Чертовы идиоты. Всего один недочет! Сраный взрыв. Нашли, когда его устраивать. Нет, чтоб потом как-нибудь! Вечно мне не везет с огнем, чтоб его! — Эстрич несколько вышел из себя, слегка окунувшись в воспоминания. Девушка почувствовала яркую злость и обиду. Ощущение неточности, словно его карточный домик рушили чьи-то чужие руки. Ей были знакомы эти ощущения, когда ты не в силах контролировать ситуацию… Имельда увидела в Эстриче себя. Как не прискорбно было ей это осознавать, но они действительно были похожи. Он не терпел неизвестности, когда ситуация была не в его руках, когда нужных элементов не хватало, чтобы создать идеальную мозаику. — Вот у тебя вечные проблемы с водой! — он эмоционально щелкнул по вентилю крана, и капля упала на лоб некромантке. — А у меня с огнем! И так всю жизнь! Думаешь у тебя одной шрамов много? Пфф! — он развязал свой гобон и отвернул ворот. Под ключицей начинался застарелый грубый шрам от ожога и уходил дальше под ткань на плечо. Эстрич вышел из себя, и смешанный эмоциональный коктейль дополнился образом юной девушки, которой он осторожно и ласково красил волосы в белый цвет. Сердце Имельды пропустило удар.
— Это ты, — она моргнула, пытаясь более осмысленно взглянуть на него, на его душу. Он встрепенулся. Все, что вдруг почувствовала Имельда, резко оборвалось. Пробиться к его мыслям вновь оказалось ей не под силу.
— Что я?
— Ты убил их… Убил их всех, — она нервно облизала искусанные потрескавшиеся губы. — Ту несчастную юрсэ… Это сделал ты… Ты?
Он стремительно приблизился к ванне, вцепившись руками в бортик.
