Сосредоточенно всмотрелся в ее лицо.
— А. Та шлюха… Ты о ней. Да. Это я. У нее был очаровательный душевный рисунок, но довольно тривиальный. А вот внешность… Она была так похожа на тебя. Я не удержался. Пойми. После этого чертова взрыва мне нужно было выплеснуть куда-то свои эмоции, — он говорил таким легким тоном, словно это все было само собой разумеющееся. У нее в горле словно застряло бревно; Имельда зажмурилась. В душе разгорался огонь от боли. — Да и ты… Ты же буквально пленила меня. Твоя душа… Неповторимый узор. Ты станешь венцом моей коллекции. Я вообще не понимаю, как тебе это удалось? Слить воедино человека и нечисть. Две души… Поистине шедеврально и неповторимо. Ты гений… Такой, как ты, больше не будет. И ты вся моя…
— Ты убил их! — она резко дернулась. Эстрич отшатнулся, немного удивившись такой реакции. Затрещали кожаные браслеты, бряцнул ошейник заклепками о металл ванны. Из глаз брызнули слезы и потекли по вискам. — Ты! Убил! Их! Это ты! Все ты! — Имельда орала, брыкаясь и дергаясь, сдирая кожу на шее и запястьях, пытаясь освободиться. Но ее сил было недостаточно. Она рыдала, не сдерживаясь. Билась головой о дно ванны, лишь бы заглушить ту боль осознания, что всех ее близких убил человек, который находился на расстоянии вытянутой руки, а она была не в силах даже коснуться его. Ей понравился убийца ее родных, она флиртовала с ним, доверилась ему, а это был он… Все это время он был рядом. — За что? — простонала она сквозь слезы, которые душили не хуже ошейника. Эстрич вновь осторожно приблизился и положил голову на бортик.
— Матильду и Тимора? Ну… Через Матильду мне нужно было найти пацана. Это, знаешь ли, было не так просто, как мне показалось сначала. Кретин Хаат даже был не в курсе того, что у него по земле ходит малолетний сын. Зато отыскать всех его пассий не составило труда. Хотя до Матильды я добрался в последнюю очередь. Все же прошло целых четырнадцать лет… А того забавного старичка… Каил, кажется? — он говорил мягко и нежно. — Его из-за тебя. Мне нужно было узнать о тебе все-все, ведь ты мне понравилась. И я не должен был допустить ошибок…
— Сукин сын! — рявкнула она, вновь дернувшись в его сторону, пытаясь достать его. — Зачем тебе Митриш!? Отпусти ты его! Ему даром не сдался этот трон и эта сраная власть! Он бы и дальше жил, никого не трогая! Зачем он тебе нужен! Он необычный! Не будет он бороться за право наследования! Ему это не надо, — застонала бессильно девушка. — Убей ты меня, но не трогай мальчика. Что вам от него надо… Оставьте его… Ты уже получил меня. Убей, наконец, и закончи все это. Я, итак, прожила дольше, чем мне было отведено… — обреченно девушка уставилась куда-то в потолок. — Но его оставь… Не трогай.
— Дурочка ты моя, — ласково пробормотал Эстрич, снисходительно погладив ее по голове. Имельда дернулась, но простора для движений у нее было мало, поэтому ей пришлось вытерпеть его прикосновение. — Необычным его называть несколько неуместно, — хмыкнул Эстрич. — Напрасно ты думаешь, что главная роль в этой истории у тебя. Это не так, — он продолжал гладить. — Главная роль здесь у Митриша. И я не собираюсь его трогать. И мне все равно, что он не хочет наследовать власть. Мне нужна лишь его кровь, молодое тело и сила. И то, нужна она даже не мне. Так, что, успокойся, никто и пальцем не тронет твоего дорогого братца. Я уже послал людей, чтобы его нашли. Скоро его вернут в целости и сохранности. Но ты этого уже не увидишь.
Имельда молчала. Она только судорожно дышала из-за рыданий. Она смотрела на его красивое лицо, на серые проникновенные глаза, на чувственные губы и видела лишь уродство. Он был настолько ей противен, что выносить эту легкую уверенную полуулыбку была не в силах.
Сокрушенно и безэмоционально она уставилась в потолок; она хотела в последний раз насолить ему хоть как-то, чтобы стереть эту проклятую улыбочку с его мерзкого ухоженного лица.
— Он был прав.
— М?
— Абрахан. Он был прав. Ты скользкий, лживый лицемер. И мазня твоя — полная безвкусица.
Улыбка и правда пропала с его лица.
— Сердобольный авантюрист… Вельтом я чуть позже займусь.
Эстрич уверенно шагнул к ванной и одним стремительным движением открыл вентиль. Имельда покорно зажмурилась. Струя воды ударила в лицо. Она отвернулась, пытаясь хоть как-нибудь отодвинуться от воды, хлеставшей в глаза и нос.
«Вот и пришел нам конец» — тоскливо, но без особой жалости, промелькнуло где-то на задворках сознания, когда тело еще продолжало цепляться за любую возможность жить.
Пока девушка, зажмурившись, пыталась сопротивляться льющемуся на нее потоку прохладной воды, Эстрич в нарочито спокойном расположении духа присел на табурет рядом с ванной и принялся ждать того момента, как вода скроет его самую яркую, но не последнюю, жертву.
Не мигая, со скучающим выражением лица, он уставился куда-то в район груди девушки, мечтательно задумавшись о том, в какой же рисунок обернется ее сдвоенная душа, когда под натиском колдовства и страха, выйдет из тела. Каким будет палитра? Радужной? Или нежно-голубых оттенков? Или всех вместе? А сам рисунок… Интересно, что будет напоминать он? Морозный узор, как на стеклах? Или нечто мрачное? А может нежный цветок?
Предаваясь таким вот нетривиальным рассуждениям, отодвинув пока мысли о мальчишке на задний план, господин художник сидел в покорном ожидании. Пока в ванную набиралась вода, из нее гулко доносились отфыркивания девушки, всеми силами пытающейся бороться за жизнь.
Имельда подняла связанные ноги и закинула их наверх, пытаясь дотянуться до крана. Она неловко коснулась, нащупала кран пальцами ног и уперлась в него, пытаясь понять можно ли его как-то сдвинуть в бок. Но кран не двигался. По крайней мере, не двигался от тех неловких попыток девушки. Все же, когда в лицо бьет струя воды, сориентироваться в пространстве не очень легко.
Художник отмер и оглядел эти акробатические попытки выжить. Он хмыкнул, встал со своего места, взял ноги девушки за веревку, которой они были связаны, и ловко вернул ее конечности обратно, прижав рукой их к дальнему бортику ванны.
Имельда задергалась, пытаясь высвободиться. Она сумела отвернуть голову
