вздохнул:
— Какая ты жесткая. Совсем в тебе нет этой женской мягкости… Хотя, именно это мне в тебе и понравилось. Неприступная, стойкая, сильная… но в то же время такая наивная, невинная… — он мечтательно смотрел на нее, продолжая ласково поглаживать запястье левой руки, совсем рядом с удерживающим ее браслетом. Девушка не ответила. — Зря ты стесняешься своего тела. Оно прекрасно, — довольно серьезно и даже от души продолжил Эстрич. — И Мару его даже принял бы. — Имельда дернулась, услышав это имя. На скулах напряглись желваки. — Тебе стоило лишь самой принять себя. Хочешь, скажу, почему он ушел?
— Да пошел ты, — прошипела Имельда, глядя на него одним глазом. Левый по-прежнему была не в силах раскрыть. Запекшаяся кровь не давала. Эстрич выпрямился.
— Ладно, надо заканчивать все это, — он хлопнул ладонями по ванне и по ней прошла неприятная вибрация и звон, хотя на пальцах не было никаких перстней или колец. Он потянулся к крану и стал отвинчивать вентиль. На лицо девушке хлынула прохладная вода. Кожа мгновенно покрылась острыми мурашками, волосы на теле встали дыбом.
— Стой! Давай поговорим! Пожалуйста! — зажмурившись и пытаясь отвернуться от потока воды, закричала девушка. Жить очень хотелось, но выход пока не находился из этой ситуации. Ей нужно было время, чтобы подумать…
— Хочешь поговорить? Время тянешь? — он опустился на колени, закрутил вентиль и аккуратно, словно нежные лепестки цветов, стал вытирать глаза девушки от излишков воды и запекшейся крови. — Понимаю. Никому умирать не хочется. Ну, что ж. Последнее желание — это закон. Давай поговорим. — Он вновь сел на стул. То небольшое количество воды, что попало в ванную, намочило лицо и голову и теперь холодило затылок. В целом состояние было далеко от идеала, но, когда на кону стоит жизнь, шестеренки в голове начинают крутиться куда как резвее. — Ну, о чем хочешь поговорить? Что хочешь узнать?
Имельда молчала. Вопросов было слишком много, чтобы быстро решиться, какой именно задать сначала.
— Кто ты?
Мужчина слегка беспечно поджал подбородок и выпятил нижнюю губу.
— Художник. Эсмер Эстрич.
Имельда кашлянула, пытаясь избавиться от неприятного ощущения воды в носоглотке.
— Это мне известно. Я думала, ты человек… Обычный. Без дара. Но… вчера… Что это было? Я видела твою энергию.
— А я думал, что ты намного смышлёнее. Неужели ничего не напоминает? — он выпустил на волю свою ауру. Имельда зажмурилась и застонала от резкой боли, пронзившей виски. Казалось, что ей в глаза засунули факелы, и даже сквозь сомкнутые веки энергия души Эстрича слепила ее. Да, она действительно уже видела подобную ауру. Только у Митриша она была слегка прикрыта его собственной ментальной защитой, сквозь которую обычные маги бы не пробились, а Имельда все равно видела пламя и силу его души. Лишь только благодаря дару валара. У Эстрича же это был шквальный огонь, который он умудрялся полностью тушить и прятать. Каким образом? Да кто его знает…
— Доступ к императорским архивам и многолетние тренировки, Имельда. Только и всего. — Пламя стихло и, приоткрыв глаза, девушка подозрительно покосилась на мужчину. Он двоился. — Глупая ты, — с налетом разочарования в голосе произнес мужчина, сидя на своем стуле. Он слегка ссутулился, расслабившись. Действительно, чего ему было бояться в своем собственном доме? — У тебя такой дар… Даже два, а ты пыталась спрятать их от самой себя, убежать куда-то. Дура. Дар валара не засунешь в дальний ящик просто так.
— Откуда ты все это знаешь? — хрипло спросила.
— Потому что я тоже обретший знание, — спокойно ответил Эстрич. Он вообще был довольно уравновешен несмотря на то, что наверху у него были разгромлены комнаты, а Митриш сбежал. Труп мужчины, который пытался схватить ночью мальчишку, Эстрич уже давно успел ликвидировать. Но Имельда помнила ту звериную и необузданную ярость в его глазах, когда он понял, что мальчишка вновь ускользнул. Она помнила и не верила в эту его напускную смирность. Ведь именно с таким спокойным лицом он и убил ту девушку из ее кошмара… — Вот только в отличие от тебя, я развивал свой дар, а не бежал от него. И сейчас я очень многое могу, а ты нет, — легко завершил он, развернув ладони к потолку.
— Что, например?
— Хм… — он наклонился, приблизившись, и оперся подбородком о бортик ванны. Он внимательно стал рассматривать лицо девушки и перебирать ее белоснежные волосы. — Например, то, что я знаю о тебе все. Любые подробности. И мне даже касаться тебя не требуется. Хотя через прикосновение, конечно, приятнее считывать информацию и эмоции. Тактильный контакт всегда был наилучшим проводником энергии. — Он задумчиво помолчал. — Еще могу создавать ложные образы о себе, путать мысли других людей и так, по мелочи, другие разные приятности. О, еще, например, я легко перекрывал тебе доступ к своим мыслям. Да, было весьма забавно наблюдать за твоей реакцией и подсовывать тебе всякую ерунду. А ты как послушная рыбка все глубже и глубже заглатывала наживку.
Имельда не ответила на такую прямую издевку.
— Ты обретший знание, и ты императорский наследничек? — риторически пробормотала девушка. — Вот так подфартило…
— Да уж, — скривил губы. — Подфартило. Нет, Пешет, я не наследник. Я бастард ее величества императрицы, которая изволила сдохнуть уже давным-давно.
Имельда недоверчиво уставилась на мужчину.
— Твоя мать императрица?
Мужчина угукнул. Помолчал. И вновь продолжил, не дожидаясь вопроса.
— Как известно, браки у императорской четы все сплошь по расчету. Моя мать, родив двух отпрысков и решив, что ее долг перед Ваалаярви на этом исчерпан, принялась трахаться направо и налево с кем ее душа пожелала, полностью игнорируя своего мужа. Да, ему, собственно, тоже было все равно. Сам не лучше. У него тоже бастардов вагон и маленькая тележка… Потом моя мать родила меня, еще одну девочку… Правда, мертвую. После этого она перестала уже вести себя как блудная кошка и принялась растить свое потомство. То бишь, меня. Ведь к двум наследникам ее не подпускал сам Ваалаярви. Он решил, что нечего ей совать свой нос в их воспитание. А она, в отместку ему, обнародовала мое существование и открыто заявила, что будет меня воспитывать в их доме, не скрываясь. Ваалаярви такое не очень понравилось, но никто меня и пальцем тронуть не смел. Она хоть и была шлюхой, но
