— Не стрелять! — взревел Галлиот и побежал к мушкетерам. — Прекратить огонь!
Они опустили оружие. Тайбард Джакел поднялся с земли и повернулся, чтобы посмотреть на Жэма Гримо.
Стоявшая на верхней ступеньке Мэв обнимала великана. Когда солдаты выстрелили, его тело дернулось, но он продолжал стоять. Она чувствовала силу обнимавших ее рук, тепло его груди. Ей хотелось, чтобы этот миг длился вечность. От его одежды исходил запах дыма и пота. «Думала, я допущу, чтобы они убили мою женщину?» — он так сказал. В глубине души она всегда знала, что Гримо придет за ней, пусть даже только для того, чтобы умереть, пытаясь спасти ее.
— Нам надо идти, мой милый дурачок, — сказала Мэв. Гримо не ответил, не сдвинулся с места. Она отстранилась и заглянула ему в глаза:
— Надо идти, Жэм.
На его губах появилась кровь, в объятии чувствовалось отчаяние. Он цеплялся за нее.
— Нет, Жэм, нет, — воскликнула Мэв Ринг.
Гримо оседал, и у нее не хватало сил поддерживать его огромное, ставшее необыкновенно, пугающе тяжелым тело. Откуда-то сбоку к ним шагнул высокий, плотный мужчина. Охотник подхватил горца и опустил на колени. Кровь стекала по подбородку Гримо, его глаза неотрывно смотрели на Мэв. Она взяла его за руку и сжала пальцы:
— Не уходи, Жэм. Пожалуйста. Я люблю тебя. Не оставляй меня. Не сейчас!
— Никогда… не оставлю… — прохрипел великан. Охотник обнял его за плечи, не давая упасть.
— Не беспокойся, приятель, я позабочусь о ней, — сказал варлиец. — Клянусь. Никто не тронет ее, пока я жив.
— Теперь… иди, — прошептал Гримо.
— Нет, я тебя не оставлю!
Но горец уже не слышал ее. Охотник опустил бездыханное тело на ступеньки и взял женщину за руку. Она вцепилась в плечо Жэма, вглядываясь в неподвижное лицо.
— Если они схватят вас, то получится, что он умер напрасно, — сказал Охотник. — Отпустите его.
Он осторожно разжал ее пальцы, поднял и повел к двери собора.
Перед тем как войти, Mэв оглянулась. Яркие солнечные лучи пробили стелющийся над площадью дым, и казалось, что Жэм Гримо залит золотом.
Потом дверь захлопнулась, свет погас, и мир погрузился в темноту.
Галлиот медленно взошел по ступенькам и опустился на колени рядом с телом Гримо. Положив руку на грудь умершего, он сказал:
— Я знал, что ты придешь.
Капитан повернулся и обвел взглядом толпу. Люди стояли тихо, молча, не шевелясь. Его печаль, как в зеркале, отразилась на каждом лице, но, кроме нее, было и что-то еще.
Собравшиеся на площади стали свидетелями великой трагедии, и она тронула их сердца. Люди не смели даже вздохнуть; чтобы не нарушить величие момента, дать ему впитаться в души. Даже мушкетеры не предприняли ни малейшей попытки арестовать Тайбарда Джакела, и юноша стоял рядом с ними со слезами на глазах.
Поднявшийся по лестнице сержант Паккард остановился, глядя на Гримо. На лбу у сержанта красовалась шишка, из глубокой царапины на щеке сочилась кровь.
— Хотите, чтобы мы отправились за женщиной, сир? — неуверенно спросил он.
— Нет, сержант. Это дело церковное, пусть епископ и занимается. Наша обязанность — поддерживать порядок.
Паккард бросил взгляд на костер:
— Тот рыцарь, Гайан Кай, так и не выбрался. Похоже, поджарился. Туда ему и дорога.
— Я говорил, чтобы он не связывался с Гримо, но некоторые не привыкли слушать.
— Горец чуть не проломил мне череп, но, клянусь небом, я рад, что увидел это, — признался сержант. — Будет о чем рассказать внукам, а?
— Да. — Галлиот устало поднялся.
К ним приблизилась небольшая группа горцев, окруженная десятком солдат.
— Мы можем забрать тело, капитан? — спросил один из них.
— Конечно.
Шестеро мужчин бережно подняли погибшего великана. Один из горцев вынул из ножен меч Гримо и протянул Галлиоту.
Варлиец покачал головой.
— Пусть покоится с ним. — Он положил меч на грудь Жэму.
И снова толпа расступилась перед Гримо. Горцы и варлийцы обнажали головы перед тем, кто погиб на их глазах. Сержант Паккард покачал головой.
— Ну что, капитан, выходит, злодеи сегодня победили? — не скрывая печали, спросил он.
Галлиот посмотрел на подчиненного, никогда не отличавшегося симпатией к горцам.
— Он пришел, чтобы спасти любимую женщину, и сделал это. Он победил, сержант. А мы проиграли. Мы все проиграли.
— Да, и я этому рад, — сказал Паккард. — Вечером подниму кубок в память об этом бродяге и поделаю ему счастливого путешествия.
В шестидесяти милях к югу от Эльдакра, в самой гуще леса Древа Желаний, в тени большого камня, возвышавшегося в центре древнего круга, сидела Ведунья. Она могла бы воспользоваться своей магической силой и увидеть последние мгновения Жэма Гримо, но это испытание было выше ее сил. Ведунья ждала. И ее дух пребывал в гармонии с природой.
Она слышала, как поскрипывает старый дуб, как шуршит трава под ветром, чувствовала силу солнца, ласкающего землю лучами. И под всеми этими проявлениями жизни Ведунья ощущала тихую, слабую пульсацию магии.
Этот лес знавал сидхов, древних богов огня и воды. Когда-то здесь проходила Морригу с вороной по имени Бабдх на плече. В этом лесу обитал Риамфада, выковавший здесь волшебный меч, который носил Коннавар. Меч еще был здесь, ждал оленя.
Он пришел во сне, прошлой ночью, как она и надеялась. Ведунья снова разложила костер в лесу, и вскоре возле огня появился дух.
— Я ждала тебя, Гэз Макон.
— Почему в снах на мне всегда этот плащ? — спросил юноша. — Он же такой старый и весь в заплатах.
— Это плащ Коннавара. Каждая заплата представляет отдельный клан, а зеленые и синие нитки — цвета ригантов. Это плащ единства. Коннавар объединял весь народ и стоял выше клановых распрей.
— Но почему его ношу я?
Ведунья ненадолго задумалась, потом улыбнулась: — Спроси себя вот о чем: удобно ли тебе в нем?
— Да, удобно.
— Вот поэтому ты его и носишь. А теперь скажи, зачем ты пришел ко мне, дитя варлийца?
— Я получил назначение в королевскую конницу и завтра уезжаю в свой полк. Война началась.
— Знаю. Почему ты здесь? Он пожал плечами:
— У меня не выходит из головы наша последняя встреча. Я скучаю по горам. Скучаю по земле. Во сне я брожу по склонам Кэр-Друаха. Меня влечет туда. И все же… Я чувствую, что земля не знает меня, не ощущает моего присутствия, моей любви.
