Дать изволи, яко просим:А чтоб в мире сытой гущи,А по смерти – райских кущей.Кирие элейсон!
Были они уже у ворот ратуши – низкой, приземистой, деревянной горы, снизу выложенной камнем. Марчин из Мышинца подскочил к воротам, снял голову с плеч распухшего городского плебея, заступившего ему дорогу, повел распаленным взглядом из-под откинутого забрала хундскугеля.
– Ворота! Открывайте ворота!
Вдруг откуда-то сверху, может, с башни, а может, с козырька крытой гонтом крыши упала тень. Упырь отделился от стены и слетел прямо на рыцаря. Конь тонко заржал, ударил копытами в мостовую, когда трепещущее тело свалилось прямо на переднюю луку седла, а всадник покачнулся, но усидел. Стригон клацнул зубами, зарычал, укусил наплечник доспеха Марчина и – естественно – поломал об него зубы.
– На здоровье, купчишко! – крикнул рыцарь и отвесил ему рукоятью меча в лоб такой удар, что аж грохот пошел. Стригон слетел вниз, скользнул по шее коня… И вдруг, со злобой и жадностью, достойных городского ростовщика, укусил животное сломанными зубами туда, где кольчужная накидка открывала каурую шерсть на шее.
Скакун заржал, метнулся назад, под двери ратуши, а Марчин из Мышинца ударился затылком об стену с такой силой, что зазвенил металл шлема. Ошеломленный, он склонился в седле, едва не выпустив меч. Ржущий конь ступил влево, волоча за собой повисшее тело упыря, присосавшегося к его шее, словно овод к открытой ране.
Вийон свалил низкого пузана, схватившего его сбоку за робу, проскочил мимо двух стригонов, добрался до того места, где шалел укушенный конь Марчина из Мышинца. Рубанул мечом так, что завыл воздух, ударил по затылку упыря рукоятью баселарда, добавил еще и еще раз, сверхчеловеческим усилием оторвал его от конской шеи, прижал ногой бьющееся тело и, схватив за рукоять двумя руками, воткнул клинок меча в затылок так, что хрупнули кости черепа. Стригон замер на мостовой, сделался недвижим. И постучал во врата рая или, скорее, в самое глубокое пекло.
– К воротам! – крикнул Ян из Дыдни.
Прислужник? Где этот ворчун-прислужник?! Вийон осматривался, но нигде не мог приметить мрачного Яксы. Однако не было времени раздумывать над его судьбой, пока от корчмы тянулась новая вереница стригонов. Вийон прыгнул к окованным железом воротам, и вдруг его прошила мысль: что будет, если окажется, что заперты они изнутри?!
Не были заперты. Едва лишь он толкнул створки, те медленно поддались, раскрываясь в коридор. Вийон уперся в мягкую грязь, напряг все силы. Сбоку пришел ему на помощь Мендель. Мерзкий, стонущий стригон бросился к ним, почти уткнулся в спину поэта. Вийон заорал, дернулся вбок, но в тот же миг раздался щелчок арбалета, железная стрела сокрушила череп этого существа, проткнула кости, словно был это глиняный горшок, и с лязгом воткнулась в деревянные доски ворот. Вийон сплюнул: еще чуть-чуть – и он потерял бы голову вместе с ухом. Даже не заметил, как Жвикулис махнул ему с конской спины, такой довольный, словно только что спас Вийона от смертельного греха содомии.