Платов в лейпцигской битве не участвовал, с казаками прикрывал дорогу, ведущую из Лейпцига на Эрфурт, стоял у Наумбурга в Кезенском дефиле (теснине). Судя по ужасному грохоту, долетавшему от Лейпцига, битва там разразилась нешуточная. В ночь на 6 октября французская разведка показывалась на этой дороге, искала путь отступления. Но внимания на нее как-то не обратили. Австрийцы, блокировавшие Лейпциг с западной стороны, прозевали. С потерями, но все же вышли разбитые под Лейпцигом французы из горящего города, двинулись на запад, а 9 октября на рассвете атаковали Кезенское дефиле, где, понадеявшись на австрийцев, стоял без осторожности Платов.
Думали казаки, что то речка «гудет», а то враги подходили, батареи ставили. Как шарахнули… Подхватился весь табор и — драть. Бывает, не всё ж за французами гоняться.
Но торжество Бонапартово было недолгим. Немцы, бывшие с ним в союзе, — вюртембергцы, баварцы, веймарцы, — откалывались и уходили к русским, пруссакам, австрийцам. Император Александр вспомнил славные дела донцов, предыдущую зимнюю кампанию и пустил Платова по французским следам, чтоб, как и прежде, неприятельскую армию по косточкам растащили.
Французы уходили за Рейн с великой торопливостью, взрывая лишние боеприпасы и сжигая обозы. Донцы ежедневно налетали, били, брали в плен, тревожили врага в ночное время, выматывали, доканывали.
10 октября пытались французы расправиться с отложившимся от них герцогом Веймарским. Принц наследный[158]был женат на сестре Александра Первого Марии Павловне. Платов перехватил французов, устроил на улицах города баталию, сбил неприятеля и гнал от Веймара несколько верст. Герцог Веймарский Карл-Август остался Платовым очень доволен, всячески угощал, а наследный принц Карл-Фридрих показал Платову дочь свою, внучку обожаемой императрицы Марии Федоровны. Платов ребенка поцеловал «с усердием в руку и в чело», о чем немедленно написал Марии Федоровне, чей день рождения как раз приближался.
Погнал он французов дальше на Эрфурт, Готту и Эйзенах. Отстающие немецкие полки из наполеоновской армии сдавались, но считались не пленными, а союзниками, и отправлялись к соответствующим корпусам, из разных наций состоящим.
От Вюрцбурга шел на соединение с союзниками баварский корпус генерала графа Вреде. Соединившись с австрийцами и Платовым, вознамерился Вреде отрезать Бонапарту путь отступления и у местечка Ганау перекрыл ему дорогу.
Кто и как позицию выбирал, непонятно, но стали австрийцы с баварцами лицом к лесу, имея в тылу речку Кинциг, а за ней городишко Ганау. Платов же с партизанскими отрядами расположился в сторонке, на равнине, позади левого крыла, за австрийской кавалерией. Французы шли через лес и, выходя из него, встречены были огнем 50-орудийной австрийской батареи.
Авангард французский под командованием Макдональда моментально взял в сторону и пошел через лес бездорожно на правый фланг союзников. Гвардейские стрелки рассыпались на опушке и стали австрийских артиллеристов по одному выбивать. Затосковала австрийская батарея под прицельным огнем и стала назад подаваться. И тут французы стали дерзко вывозить из леса и ставить на виду свои 50 орудий. Прямо против левого фланга генерала барона Вреде. Командовал этой батареей генерал Друо, «первый офицер своего рода оружия», начальник бонапартовской гвардейской артиллерии. Скомандовал Вреде: «Кавалерия, вперед!» Бросились австрийцы, надеясь захватить пушки, пока они на позицию становятся. Подпустил их Друо — ближе некуда, — и ударил в упор картечью… Страшен оказался этот залп 50 орудий прямо в лоб налетающей конницы. А французская конная гвардия уже неслась, помахивая палашами, готовая искрошить то, что уцелело под картечью. За конной гвардией — генерал Себастьяни с двумя дивизиями. Хлынула французская кавалерия и за бегущими австрияками, и за снимавшейся батареей, и даже на пехоту союзников налетела.
Надо выручать… Ударил Платов с фланга. Смял бы он французов, но артиллерия их страшная встретила казачью конницу беглым огнем, и покатились, завизжали срезанные огнем горбоносые донские скакуны… Отскочили с потерей.
Не выдержал Вреде, дал приказ отступать. Пока переходили реку по двум мостам, много утонуло. И Ганау сдали. Бонапарт, однако, дальше, за Ганау не пошел, свернул на Франкфурт. Маршалы его попугали Вреде и вскоре ушли за своим Императором.
Обе стороны объявили сражение своей победой. Платов был награжден бриллиантовым пером на шапку с Императорским вензелем. Никогда еще такой награды не давали на Руси.
В двадцатых числах октября Бонапарт ушел за Рейн. Теперь предстояло добить его на полях Франции, в самом Париже.
Никогда не был Матвей Иванович в такой «моде», как в Европе в заграничном походе. И даже недоброжелатели его признавали, что он «более чем нежели кто-либо из предшественников его имел влияния на предводимые им войска». И прославил донцов безмерно. «Здесь не место рассматривать, до какой степени он лично способствовал успеху донцов, — писал не любивший Платова военный историк, — но нельзя забыть, что во время его начальствования они стяжали бессмертную память в истории. Когда русские знамена понесли от Москвы по всему пространству Европы, казаки постоянно были впереди армии. Они первые заняли взорванный Кремль, в Кенигсберге первые объявили о независимости пруссаков, и провозгласили ее в Берлине перед окнами королевского дворца, тогда как товарищи их[159], при рукоплесканиях саксонцев, прежде всех входили в Дрезден. В Гамбурге, Кассиле, Бремене, Лейпциге, на берегах Рейна, в Роттердаме, в столице Карла Великого, питомцы Дона были свидетелями первых радостных слез…»
Из всех иностранцев, которые набивались в знакомцы загордившемуся Платову, родственную душу нашел он лишь в прусском фельдмаршале Блюхере. Блюхер, бойкий старик, в свое время не боялся дерзить прусскому королю, Фридриху Великому. И Фридрих не считал зазорным отвечать на дерзости молодого тогда еще гусара. Как-то подал обиженный королем Блюхер в отставку, а король, видимо, не менее обиженный, наложил резолюцию: «Ротмистр Блюхер уволен и может убираться к чертовой матери».
Платов не знал немецкого языка, Блюхер — русского, но они прекрасно проводили время за столом, уставленным различными емкостями с горячительными напитками. Блюхер был старше Платова лет на десять и так много выпить не мог, засыпал прямо за столом.
Любовался Матвей Иванович опьяневшим героем:
— Люблю Блюхера, славный, приятный человек, одно в нем плохо: не выдерживает…
С восторгом наблюдали ближние казаки за Платовым в его звездный час. Проходя с боями Европу, занимал попутно Платов во многих банкирских домах большие деньги. Любопытствовали подчиненные:
— А ну как отдавать?
— Отдам, — вздохнув, меланхолически отвечал Платов. — Ежели на Дону меня отыщут…
— А ну как отыщут?
Весь декабрь заняла переправа через Рейн. Платов шел впереди главной армии Шварценберга, забирая правее, чтобы иметь связь с армией Блюхера, наступавшей севернее.
