мне человек…
Рамос едва сдержал ухмылку: он бесплодно пытался зацепить Плаю, раскрывая свои чувства, а она решила сыграть, применив тот же прием… «Не чужой мне человек…» Были чувства. Была любовь. Давно… больше полутораста лет назад… Все давно улеглось, пламя угасло… И Плая и он сменили множество любимых… «Что ей известно?!»
- Мне тоже страшно, Плая… - «Воспользуемся твоим же оружием!» - мне тоже жаль… Ты – такая умная и проницательная женщина, пляшешь на задних лапах, как дрессированная пантера, выпрашивая лакомство перед укротившим тебя хитрецом!..
Щеки Плаи побледнели, и она поспешила скрыть это, делая вид, что утоляет вином внезапно одолевшую ее жажду. Огненосица отвыкла слышать прямые и непредвзятые слова, пристрастилась к лести и незаслуженным похвалам, которыми сыплют подданные, расшаркиваясь перед власть имеющими.
- Я повторяю: ты одержим, Рамос!.. – Голос ее звучал не так уверено, как вначале разговора, но свое смущение Советнице удалось преодолеть.
Он пожал плечами.
- По мне, так лучше быть одержимым, чем обманутым.
- Ты не допускаешь и тени сомнений? – Плая как бы невзначай дотронулась до его руки. – А что, если Масэнэсс окажется нашим спасением, а не нашей погибелью? Вдруг ты не прав?
Рамос накрыл ее тонкую, гибкую и такую же нежно-белую, как в юности, кисть своей рукой, посмотрел в сталь пронзительных глаз, как в плоскость своего меча.
- А вдруг я прав?.. – выдохнул он и, стремительно подхватившись, привлек к себе Плаю.
Все произошло неожиданно, порывисто, страстно… так же, как в далекой, забытой молодости… Ее едва уловимое согласие, граничащее с яростным сопротивлением, его напористость и решительность… На мгновение ему показалось, что где-то в глубине души, сполохом, раздутым внезапным порывом ветра в тлеющих углях, колыхнулись забытые чувства и былая страсть.
Плая молчала… и он действовал молча.
«Может именно этого она и хотела?..» – думал он.
«Может только этого ?..» - надеялся он..
Тонкий по-девичьи гибкий стан Плаи изгибался в его руках, и только серебряные локоны выпроставшиеся из косы напоминали о ее немалых летах… Его собственная коса, такая же седая, переплелась с ее волосами, как их судьбы переплелись в Городе Семи Огней… Он даже перестал задаваться вопросом: «Что же ей известно?..», он вспоминал, как впервые увидел свое отражение в стали ее глаз, еще тогда, когда косы их обоих были черны, как смоль… Он почти забылся и отрешился, почти расслабился и успокоился…
Сердца кольнуло упреком и чувством вины при мысли о Риэне. Рамоса словно окатили ушатом холодной воды, потушив тот внезапный сполох… тот несвоевременный огонь…
Плая была смущена, она чувствовала неловкость, словно девочка, прекрасно понимая, что в ее положении и возрасте не пристало чувствовать такую неловкость, а уж тем более показывать ее. Рамос, как ни странно, тоже был смущен произошедшим. Он утешал себя тем, что поступил стратегически верно: отвлек Плаю от излишней концентрации на его так называемой «одержимости» Масэнэссом… Но что-то было гадкое, лживое, нехорошее во всем этом... Они, словно впервые изменившие своим супругу и супруге любовники, разбежались в разные концы комнаты, поспешно приводя себя в порядок, и стараясь не смотреть друг на друга.
- Никто так не хорош в этом… как Мастер Смерти… - с деланой непринуждённостью произнесла Плая, расправляя алое платье Огненосицы, она даже усмехнулась с видом излишне опытной женщины, каковой она по сути и была.
Рамоса передёрнуло от ее слов, он поморщился, но, обернувшись к Плае, произнес с милой улыбкой:
- Это я уже слышал… и не от одной женщины…
Прошло еще некоторое время, прежде, чем Рамос вновь стал задавать себе вопрос «Что ей известно?..», а Плая привела в порядок длинные седые волосы, переплетя заново косу, вернулась в свое кресло. Рамос, повинуясь ее жесту, также присел. Она была готова продолжить разговор.
Он наполнил ее и свой полупустые кубки и подал Плае вино. Советница задумчиво надпила, не глядя на него, сказала:
- Надеюсь… это было случайностью… без продолжения, без надежд, без иллюзий?.. Так?..
- Сполох… просто сполох в потухшем давно костре… - подтвердил Рамос. – Видимо, остался какой-то недотлевший уголек… теперь все…
Она кивнула.
- Оставь его в покое… - Плая снова вернулась к Масэнэссу. – Это погубит… нет не его – тебя!.. А мне бы этого не хотелось.
- А уж как мне бы этого не хотелось… - усмехнулся Рамос
- Рамос, ты погибнешь!.. – В холодных обычно и равнодушных глазах Плаи сверкнула почти тревога, почти беспокойство… о нем, о Рамосе… - Притом, погибнешь ни за что! Ты в своей одержимости, в безумии поплатишься жизнью…
Рамос был удивлен: неужели Плая допускает мысль, что этот великодушный образчик человеколюбия – Масэнэсс может причинить вред своему противнику, притом противнику слабому – не ровня ему! Она не так безнадежна!..
- Масэнэсс желает моей смерти? – осторожно спросил Рамос. – Что ты знаешь?
- Я знаю тебя!.. – Плая нахмурилась. – Ты, Рамос, не остановишься, пока не погибнет один из вас! А Масэнэсс не погибнет, значит, падешь ты…
- Я не предпринимал ничего пятнадцать лет, Плая, - произнес он успокаивающим тоном, – Отчего ты решила, что теперь время меня останавливать или переубеждать?
- Не предпринимал? Ничего?.. –
