зачем надо переносить? — успокоил его финн. — Все идет по расписанию. Я просто хотел предупредить, что через двадцать минут выезжаю за вами. Вы успели позавтракать?
Сказать, что он еще в постели, Воронов постеснялся. Вместо ответа на вопрос Томулайнена сам спросил его:
— Но… не рано ли?
— О нет! Это есть совсем не рано. Через полчаса буду в вашем отеле. Внизу.
— Спасибо, — пробормотал Воронов…
Итак, на все сборы ему предоставлялось не больше тридцати минут. За эти считанные минуты надо было одеться, побриться и выпить хотя бы чашку кофе в гостиничном ресторане. «А к чему такая спешка? — недоумевал он. — Почему надо выезжать почти за четыре часа до начала Совещания?»
…Едва я успел сделать несколько глотков обжигающего рот кофе, как в ресторане появился Эркки Томулайнен.
— Я так думаю… что надо ехать уже, — подходя к моему столику, сказал он.
У моего финского друга особая манера говорить. В его немецком языке мне слышался акцент, похожий на акцент наших прибалтов. Но дело даже не в акценте, а в какой-то раздумчивости, в поразительном спокойствии. Чуть ли не в каждой его фразе присутствуют слова: «Я так думаю…» Вот и сейчас, сообщая мне, что нам пора выезжать, он начал с этих именно слов. Мой бы соотечественник в подобной ситуации обязательно закричал бы еще с порога: «Как?! Ты еще не готов? Скорее! Да скорее же!»
Если бы у Эркки, не дай бог, загорелся дом, он, наверное, и в этом случае без всякой паники сказал бы домочадцам: «Я так думаю… что надо выносить вещи».
Однако при всем том Томулайнен, как мне показалось еще вчера, успевает делать все вовремя, в предусмотренные сроки, не раньше и не позже. Неспроста, видимо, поднял он меня с постели ни свет ни заря. Не зря и сейчас вот напоминает, что «надо ехать уже».
Я поставил на стол недопитую чашку кофе и заявил о своей готовности немедленно отправиться в путь.
Та же, что и вчера, машина — маленький, но вместительный «фольксваген» — стояла метрах в десяти от подъезда гостиницы. Когда я проходил мимо портье, он, заметив меня, широко улыбнулся и сказал по-русски:
— Большой вам успех, господин Воронов!
— Спасибо, — ответил я на ходу.
А сев в машину рядом с Томулайненом на переднее сиденье, поблагодарил и его за то, что он возится со мной второй день.
— Не стоит благодарности, — ответил Томулайнен, — это есть моя добрая обязанность. Я работаю в отделе печати нашего министерства иностранных дел и прикреплен к вашему пулу!
— К чему? — переспросил я, не сразу сообразив, что он употребил английское слово, означающее и «группу людей» и «бассейн».
— Все иностранные журналисты разделены на «пулы», — пояснил Томулайнен. — Чисто условно, разумеется. Для их удобств. Вы понимаете, насколько труднее было бы оказывать разные необходимые услуги разом тысяче пятистам журналистам.
— Тысяче пятистам? — переспросил я. — Позавчера мне сказали, что ожидается около тысячи.
— Мы так предполагали. Но уже вчерашний день прибыло тысяча двести. А сегодня с утра ждем еще человек триста. Я имею в виду не только журналистов, которые… ну, пишут, а и фотокорреспондентов, телевидение.
«Не позавидуешь хозяевам! — подумал я. — Полторы тысячи только журналистов! А сколько еще народа в составе делегаций и сопровождающих делегации экспертов, советников! Плюс технический персонал! Наконец, туристы, просто «зеваки», которые наверняка уже хлынули в Хельсинки».
Как разместить их всех? Как организовать уличное движение? Как обеспечить меры безопасности при таком беспрецедентном съезде глав государств, министров? Как помочь всей этой разноязычной массе людей в поддержании постоянной связи со своими столицами и редакциями?
Вчера при посещении Дворца «Финляндия» мне показалось, что он до предела начинен всевозможными средствами связи — телексами, обычными телеграфными аппаратами и телефонами, телевизорами, радиопередатчиками. Но я представить себе не мог, как все это будет запущено в действие!..
Когда мы проезжали по улице Техтанкату мимо советского посольства, я выразил удивление: почему здесь так многочисленна полицейская охрана?
— Тут живет господин Брежнев! — ответил мне Томулайнен с несвойственной ему торжественностью.
Это сообщение показалось мне сомнительным. Я был уверен, что Брежнев и другие главы делегаций живут в специально отведенных для них, тщательно засекреченных резиденциях.
Во мне всегда вызывало неприятную настороженность стремление некоторых журналистов выдавать себя за людей, которым доступны все государственные секреты. Неужто и Томулайнен схож в этом отношении с Брайтом?
— Почему вы думаете, что глава советской делегации поселился именно в посольстве? — как можно безразличнее спросил я.
— Потому, что все главы государств живут в своих посольствах. Я так думаю — там им удобнее.
В этом его предположении был свой резон. Территориальная обособленность глав государств от аппарата посольств, наверное, создала бы какие-то неудобства. Да и с местными условиями надо считаться: располагают ли Хельсинки тридцатью пятью обособленными и притом совершенно одинаковыми (протокол!) резиденциями?
Я промолчал.
— Скажите, — неожиданно спросил Томулайнен, — вам лично приходилось встречаться с господином Брежневым?
— Очень редко и не больше чем на несколько минут. А почему это вас интересует? — в свою очередь спросил я и подумал: «Неужели этот спокойный, выдержанный человек пытается выведать у меня какие-то «секреты», о которых я и понятия не имею!»
— Видите ли, мы у себя в Финляндии считаем вашего лидера отцом нынешнего Совещания, — сказал Томулайнен. — Это не комплимент, оно так и есть. Не думаю, что Совещание могло бы состояться, если бы не он.
— Не хочу гадать, — ответил я, — в подготовке Совещания приняли участие десятки, если не сотни людей из многих стран. В том числе и Финляндии. А что касается лично товарища Брежнева…
Я умолк под выжидающим взглядом Томулайнена. Не знал, что именно следовало сказать ему. Просто повторить то, что не раз читал о Леониде Ильиче в газетах, о признании его авторитета во всем мире, о своем уважении к нему? Но, пожалуй, не этого ждет от меня Томулайнен. А чего?..
Как бы проникая в мои мысли, Томулайнен подсказал:
— Вы поймите меня правильно, господин Воронов! Наши страны — добрые соседи. Вы — страна-гигант. Мы — маленькое государство, но финны не меньше, чем вы, любят свою родину. Так вот: каждому финну не может не быть интересным… нет — важным! — какой именно человек руководит вашей великой страной. Какой это человек? — повторил он, делая ударение на последнем слове.
Я знал о Брежневе то же самое, что знает о нем каждый мой соотечественник. Неоднократно слышал его речи, естественно, читал все его печатные труды. Мне доводилось перемолвиться с ним двумя-тремя фразами, когда в числе других журналистов, редко правда, сопровождал его в заграничных поездках.
