а кому же, как не ему?
Зыбулю не хотели, побаивались… И многие, кто его особенно не любил и боялся, не против был проголосовать за выборы нового хозяина: по крайней мере, демократично.
Место Мазони пустовало… Все с напряжением ждали.
Но пришел Федор Скирда и сел на место Мазони. И все поняли, кто стал их хозяином. Сказав несколько добрых слов в адрес покойного, Федор Скирда прочитал завещание, правда, убрав слова об Альберте, по его просьбе.
— «Так пусть все сохранится, как было, — громко, торжественно и властно прочитал Федор. — Жестоко расправиться с теми, кто вздумает воспользоваться отсутствием меня»…
Ресторан «Русь», как всегда, на купеческой площади. Освободившаяся из-под зимы булыжная мостовая сверкала, как после дождя… Подъезжали и уезжали иномарки. Новая жизнь, идущая с Запада.
Массивные резные двери с трудом открывались. Швейцары, как верные псы, всегда на месте — низкий поклон нужному гостю, «пошел вон» всем, кто здесь, в ресторане, не прописан…
Федор Скирда вышел из дверей ресторана с Зыбулей и Душманом. Подъехал блестящий «мерседес», и они с чувством удовлетворения сели в него. Машина сразу набрала скорость, вырвавшись на центральную улицу.
Они ехали на встречу со Зверем. Кресты были согласны на рынки, которые им отдавали. Зверь понял, что с кланом Мазони надо союзничать, в этом была его выгода…
Федор Скирда тянул линию Мазони на дипломатию.
93
Весна в этом году была ранняя. Лучистый свет падал на город, и он уже заливался в скверах малиновками и зябликами. Плакали березы, цвела серая ольха.
Бродячие кошки вынюхивали молодые птичьи гнезда. Они хитровато крались по зеленым лужайкам. И, обходя ожившие муравейники, мечтали о скорой добыче…
На кладбище тоже было зелено. Кругом солнце, играющее на памятниках и крестах. У свежей могилы трое: Альберт, Анка-пулеметчица и Зыбуля. Этих троих притягивали, связывали какие-то эмоциональные нити. Они понимали и тянулись друг к другу.
А здесь, на кладбище, плакали березы. На их нежной зелени млели лучи солнца. А внизу, под ними, на могиле Мазони стоял гранитный камень.
Благоухал воздух от пробуждающихся деревьев — кладбище, на которое всей оравой слетелись весенние птицы, было голосистое…
Трое молодых людей тихо о чем-то разговаривали. Зыбуля теперь окончательно переехал в квартиру Мазони — так хотел Альберт, и теперь говорил Альберту, что чувствует себя на много старше. Лучшее осталось позади, худшее… О худшем думать не хотелось, тем более, как говорил он, у Альберта родился сын Степа…
Анка-пулеметчица влюбленными глазами смотрела на Альберта. Она не так давно вышла замуж, но уже развелась и теперь находилась полностью во власти Зыбули. Пожалуй, она любила и Зыбулю — таких секачей девки любят долго.
Альберту вечером уезжать в Москву. Вероятно, на годы. Анка-пулеметчица понимала свое и его положение, но глаза и душа не верили этому: она никак не могла наглядеться на красивого парня, принадлежащего другой.
Зыбуля был все тот же, как говорили звезды: баламуты рождаются весной… Он знал, что выполнит волю Мазони и никогда не расстанется с этим парнем, без которого его жизнь уже теряла смысл…
А весна в этом году была ранняя. Ветреные дни не мешали ее расцвету. Кладбищенская тишина давно нарушена свистом и щебетом птиц.
Хорошие песни у птиц:
— Сядь-здесь, сядь здесь… Да-ты-по-жи-ви… Да-ты-по-жи-ви…
Все вслушивались в эти звуки — приятно щекотало нервы.
Они все не уходили и еще долго стояли у могилы. А солнце вертелось на макушках деревьев, и плакала ветвистая береза.
И была на гранитном камне золотистая надпись:
«Человеку, которого друзья любили, а враги уважали».
— Вот и все, — сказал Альберт. — Дороги разные, а по сути — одна.
