и понес на руках в сторону от костра».
— Они хотят нам добра, когда заставляют делать так или эдак, — вздохнув, сказала Венса. — Потому что считается, что они мудрее нас и знают больше.
— Да, — согласился он, — они знают больше. Мы учимся у них.
— А вот сейчас мы одни. Мы решаем сами, нет учителей, — она прислушалась к звукам лабиринта. Лабиринт молчал.
— Мы как будто одни на всем белом свете. Мы можем выбрать друг друга без подсказки? — она, испугавшись его ответа, замерла в ожидании.
— А мы уже выбрали друг друга, а что будет дальше — никто не знает, — Лучу задумался и добавил:
— Только нам надо быть все время рядом.
Она снова прильнула к нему и продолжила свой рассказ:
«Бажена была счастлива. Яри был рядом. Они долго целовали друг друга, и звезды тускло освещали их молодые тела.
— Мы будем с тобой вместе всегда, — прошептал Яри. — Вместе навсегда.
Она закрыла ладонью ему рот и гладила его светлые волосы.
— Почему ты молчишь? — спросил он.
Она не сразу ответила:
— Я люблю тебя и буду любить всегда. Ты мой любимый, любимый Яри».
Венса прервала свой рассказ и неожиданно спросила:
— А ты любишь меня, как Яри Бажену?
— Ты закончила свой рассказ? Это конец? — спросил он.
— Нет, это не конец, но ты не ответил на мой вопрос?
Он долго молчал. Она уже забеспокоилась, что-то с ним произошло? Может быть, не стоило задавать сейчас такой вопрос, когда они сидят в этом мрачном подземелье и неизвестно когда выберутся отсюда?
— Да, я люблю тебя сейчас, — очень серьезно ответил он, — но прости, я не знаю, что будет потом? Я как можно дольше буду рядом с тобой. Буду помогать тебе и защищать тебя. Я так хочу. Наверное, это — любовь.
— Спасибо, — прошептала она.
Где-то совсем рядом несколько раз что-то бухнуло. Они поднялись и двинулись, как им показалось, на этот новый звук. Она торопила его:
— Там кто-то есть, надо идти скорей.
А он сдерживал их продвижение, делая пилкой отметки на стенах.
— Нам нельзя торопиться, заблудимся. Этот хитрый лабиринт словно издевается над нами, меняя свои проходы и стены.
Они встретили ее совсем неожиданно, пробираясь через узкий лаз в соседний коридор. Она стояла за углом правого поворота лицом к стене и плакала. Плакала уже, наверное, давно, размазывая слезы по пухлым щекам и, горько всхлипывая, никак не могла успокоиться. Белое платьице ее сзади было выпачкано в грязи, на правом локте виднелась большая ссадина. В полумраке они не могли сразу разглядеть все детали, но и с этого расстояния было ясно, что перед ними девочка лет пяти с тугими косичками и босыми ногами.
Несколько секунд, не веря своим глазам, они не решались приблизиться к ней. И только когда девочка обернулась в их сторону и разревелась еще больше, они бросились к ней.
* * *
— Ну-с, коллега, с полчаса уже прошло, как запустили последнего. Кофейку неплохо бы испить?
— А… и изопьем, коллега. Чего ж не испить? Работу сделали. Кофейничать пора.
Они соорудили себе по чашечке крепкого кофе и уютно расположились в мягких креслах. На экране пять точек хаотично мелькали в первой половине лабиринта.
— Посмотрите, коллега, эти двое идут вместе. Скооперировались, значит.
— Они вместе — это хорошо. Может, не заблудятся, — профессор отпил первый глоток и расслабленно откинул голову, — а впрочем, до них ходили группы и по пять претендентов, всех приходилось зачищать.
— А как там последний? Смотрится?
— Пока идет по оптимальному маршруту. Может догнать эту спонтанную парочку.
Они допили кофе и продолжили беседу ни о чём.
— Что-то нынче жара навалилась страшнющая. Так и свариться можно. Вы, коллега, как реагируете на это безобразие — плюс тридцать пять?
— Плоховатенько, коллега, сосудики стареют, не успевают реагировать на перемены грозовые.
— Да-с, времена изменились, что ни лето, то аномалия, забодай ее генетик, приплывает с югов наших обширных.
— Куда только погодники смотрят, опять жару прозевали, хоть на воздух и не выходи.
Они оглядели все экраны, положение меток почти не изменилось.
— Вот вы, коллега, утверждаете, а может быть подозреваете, что погодники жару зеванули, а я думаю, ничего они не могут. Только щеки надувают перед правительством, чтоб, значит, деньжат им подбросили. В прошлое лето то же самое было. Обещали ласковую, тепленькую погодку, а получили печку, как есть печку за тридцать в течение нескольких месяцев.
— Да-с, коллега, работать не умеют, а жалуются на военные разработки, мол военные что-то там им подкрутили на кухне погодной. Дурят всех и себя заодно.
— Я бы их сократил, коллега, незачем на них тратиться.
Они замолчали, видимо, примеряя на себя сокращение, им давно было известно недовольство пионэрским проектом и этим Гуру, который без толку сидит где-то рядом с ними.
— Да-с, коллега, нам не стоит ворчать уж так, у нас самих не все получается.
— Да, мы и не сильно ворчим. Пусть наверху там разбираются. А наше дело лабиринт.
Они замолчали надолго, до конца контрольного срока оставалось еще несколько часов.
* * *
— Не плачь, не плачь. Что такое? Что случилось? — Венса присела около девочки.
Сквозь всхлипы и слезы они услышали странные слова:
— Эта нянька поставила меня… Поставила меня… Наказала… — девочка продолжала плакать, и казалось, что попытки Венсы успокоить ее только усиливали ее крики.
— Меня за платье… Ботиночки отняла, — девочка не унималась.
Венса достала платок и хотела было промокнуть заплаканное лицо ревуньи, но девочка стала исчезать прямо на глазах, растворяться в воздухе. Ее блеклое изображение, сквозь которое была видна стена, еще несколько секунд колебалось и пропало совсем. Венса потыкала платком в то место, где только что находилось заплаканное лицо, ощупала стенку, потрогала пол, где несколько секунд тому назад стояли босые ножки, и встала. Она с Лучу, ошарашенные происшедшим, минуту стояли не двигаясь и смотрели на то место, где только что стояло нечто, точная копия девочки лет пяти.
Первым заговорил он:
— Это мираж, — шепнул он ей в ухо.
— Двойной мираж, — прошептала она в ответ.
— Почему двойной? — удивился он.
— Почему? — повторила она. — Потому что мы видели одно и то же.
— Мы можем долго гадать, что это было? Все равно не угадаем, — сказал он. — Нам надо идти.
— Подожди, — она остановила его, — ты знаешь, это была я. Только маленькая.
— Ты узнала себя в этом ребенке? — удивленно спросил он. — Она еще совсем малышка. Может, тебе показалось?
— Идем, — сказала она. — Это было давно, когда нянька наказала меня за испорченное платье.
Пройдя молча несколько шагов, они услышали новый звук,
