Такое отношение дополнительно обострило мое быстрое и единодушное признание всем отрядом. Чандра больше не голосовала против и не говорила о моем сходстве с бродячими агентами, но продолжала вслух в присутствии остальных высказывать сомнения в подлинности моей личности. С тех пор как Грета объявила, что я не настоящая Оливия Арчер, все посматривали на меня с любопытством. «Но это, — решила я, — гораздо лучше подозрительности».
— Замечательно. — Уоррен отложил комикс в сторону. — Надеюсь, лазанья, шоколадный торт и отличное пино.[58]
— Овсянка, вода и нарезанные свежие овощи.
— Черт побери!
Это вызвало у Чандры улыбку, но, быстро проведя рукой по лбу, она только довольно кивнула и вышла, не произнеся ни слова.
— Она по-прежнему не разговаривает со мной.
— Дай ей время. В глубине души она хороший человек. — Он занялся овсянкой, а я задумалась, какова эта глубина. — Тем временем первый знак Зодиака исполнен, и наследие Стрельца растет. Ты стала очень популярна в мире сверхъестественного. И как тебе это?
Я пожала плечами и вспомнила, как заверяла его, что не хочу быть частью этого мира. «Супергерой, — усмехнулась я. — Урод среди уродов».
— Легко идеализировать издали. Большинство тех, кто это читает, — я показала на комикс, — меня вообще не знают.
— Рена тебя знает. Она считает, что солнце встает и садится на твоих плечах.
У меня дернулась бровь.
— Заметил ли ты, что Река не может судить о таких пещах, как солнце.
— Она очень верно оценивает людей.
С этим приходилось согласиться. Рена поверила в меня, когда никто больше не верил. Без нее я не смогла бы доказать виновность Греты. И за это и я, и Уоррен перед ней в долгу.
Уоррен снова обратился к комиксу, а я некоторое время наблюдала за ним. Грета сказала мне, что в прошлом Уоррена что-то. превратило жестокость в добродетель, и теперь, зная, что это. было — человек, лежащий передо мной, убил собственного отца, — я гадала, что еще предстоит ему сделать, чтобы доказать, что он поступил тогда правильно. Однажды он уже пожертвовал всем, ради отряда. Отряд для него больше, чем любой отдельный боец. Мне нравился Уоррен… но в будущем не стоит об этом забывать.
— Объясни мне кое-что, Уоррен, — попросила я наконец.
— Если смогу.
— Ты. знал, что в убежище был предатель? После долгой паузы он покачал готовой.
— Нет. Не мог в это поверить. Не хотел поверить.
— Почему же тогда для тебя было так важно сохранить от всех в тайне мою подлинную личность? — спросила я, качая головой. Это меня удивляло. И даже иногда заставляло предположить, не он ли истинный крот. — Почему не хотел открыть это, если доверял всем?
— Потому что твое появление было последним предсказанием Теклы перед смертью Страйкера. Она знала, что-то. — Уоррен снова опустил голову на подушку, лицо его исказилось от боли. Чувство вины заполняло его, окутывало волной цвета горчицы, густой, как смола, с запахом, острым, как слезоточивый газ. — Не знаю, предвидела ли она его смерть и собственное заключение, но она взяла с меня клятву никогда не раскрывать твою личность, когда ты будешь найдена. И я не хотел нарушать свое обещание.
«Это имеет смысл, — подумала я, медленно кивая. — Если бы Грета раскрыла мою подлинную личность, вскоре об этом узнал бы и Тульпа».
— Ну хорошо, но я все равно кое-чего не понимаю. — Я показала на свою грудь, где недавно билось второе сердце. — Почему я перестала ощущать тебя здесь? Может, метка, которую дал Майках, выветрилась?
Уоррен отрицательно покачал головой.
— Как только я узнал, что ты идешь ко мне, тебе больше не было необходимости ощущать мою боль. Это только ослабило бы твою способность действовать. А тебе для предстоящего дела нужна была вся сосредоточенность.
— И поэтому ты все взял на себя, — прошептала я.
— Я был уверен, что ты не заставишь меня долго ждать. — Он пожал плечами, но в этом движении был целый мир боли. И мне захотелось снова убить Аякса. Заметив это, Уоррен сменил тему.
— А что ты думаешь о Текле?
Я не могла сдержать улыбку. Он был осведомлен о моем мнении. Со времени своего возвращения я почти все время, когда не сплю, провожу с нею, внимая ее рассуждениям о «придурках», которые гадают по ладоням или чайным листьям, вместо того чтобы взглянуть в небо. Я пыталась вслушиваться в ее лекции о планетах и домах, элементах и полярностях, меридианах и углах, но это было нелегко. Она часто использовала иносказание, имела привычку посреди разговора начинать что-то бормотать про себя и — что было особенно трудно — в начале каждого часа оплакивала смерть Страйкера. Я также ловила ее на том, что в самые неподходящие моменты она разглядывает меня, тревожно смотрит мне в лицо, как будто читает там что-то интересное и, возможно, опасное. Тем не менее она была мне очень интересна.
— Она рассказывает мне о моей матери.
Лицо Уоррена стало серьезным, он горько улыбнулся.
— Тут о многом можно рассказать.
— Ты… — Я помолчала и начала снова: — Ты считаешь, я когда-нибудь найду ее?
— Со временем. Если это будет безопасно. И если Зои захочет быть найденной. — Я уловила колебания в его голосе и приподняла бровь. — А пока я считаю достаточным, что ты нашла себя.
Я кивнула.
По-прежнему есть то, чего я не знаю, места, куда я не могу проникнуть — например, в компьютер Оливии, ее подлинный мозг, — но есть передо мной другие двери, открытые.
— Спасибо, — сказала я Уоррену. — За это. И вообще — за все.
Ответить ему помешало появление Грегора. Тот показался в дверях и помахал мне своим амулетом — кроличьей лапкой.
— Всякий, кто хочет перейти со мной, должен поторопиться. Моя смена через час.
Грегор выздоравливал быстрее Уоррена и уже вернулся к своему такси, сражаясь в Городе Греха со злом с помощью своих сверхъестественных свойств.
— Мне пора, — произнесла я и поднялась.
Уоррен знаком отпустил меня, помахав в воздухе рукой, как ни в чем не бывало. Как будто на его глазах несколько мгновений назад не было слез.
— До свиданья. Оливия, будь осторожна.
— Я всегда осторожна. — Подавив неожиданный приступ кашля, я улыбнулась ему от двери. — Увидимся по ту сторону.
Лас-Вегас, мой Вегас, имеет два лица. Есть неистовое карнавальное лицо «Полосы», гибкое, кричащее и яркое, принимающее сорок миллионов туристов в год и старающееся осуществить мечты каждого из них… за определенную цену. Но есть лицо маленького города в пустыне, пыльное, в морщинах старости, безыскусное, без всяких претензий и без потребности в них… лицо города, в котором я выросла. Одно — сплошной блеск, второе — нагота, но я вижу оба лица, светлое и темное, как одну большую чистую грифельную доску, словно голубую полоску неба, изогнувшуюся над долиной. Вы сами можете написать свою судьбу на этой безжалостной доске, и мне это нравится в моем городе. Я понимаю также, почему сюда приезжают другие, чтобы развлечься среди блеска и позолоты, шума и огней, разговоров, криков, пения и смеха, дыма и выпивки… и забыть обо всем, кроме кричащих стен казино.
