Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
Нам этот план представляется столь же футуристичным, как и борьба в первые десятилетия советской власти с куклами, объявленными „пережитками мелкобуржуазного быта“. По воспоминаниям, „в [1930-е годы куклы в семьях были редкостью. Одна из немногих фабрик по производству кукол, сохранившихся после революции, находилась в Москве, там изготавливали кукол с фарфоровыми головами по аналогии с лучшими игрушками немецких и французских мастеров. Но в 1928 г. за „излишнюю буржуазность“ её закрыли по решению Наркомпроса, а кукол, хранившихся на складе, разбили. ‹…› Куклы в редких семьях были. На моих детских фотографиях (их множество) отец меня запечатлел и с кошкой, и с книжками, и с кеглями, и с кубиками, а с куклой – никогда. Я не помню, чтобы была кукла. В это время боролись с мещанством, с буржуазными предрассудками… А иметь куклу очень хотелось. Во время войны, в эвакуации, я часами мечтала о кукле: как я её одеваю, гуляю с ней, кормлю. Но я знала, что это стыдные желания – никому об этом рассказать нельзя“ [Борисов 2008, т. 1, с. 397].
При конструировании игровых предпочтений необходимо иметь в виду, что прагматика мальчишечьих игр существенно отличается от прагматики игр девочек [Берн 2008, с. 62; Игра 2003, с. 35, 53, 62, 141–146; и др.]. Девочки моделируют при играх с „куклами“ различные типы женской деятельности („магазин“, „больница“, „школа“) и внутрисемейные ситуации, включая взаимоотношения родителей, уход за детьми, различные домашние работы и т. п. Мальчики в своих манипулятивных играх с антропоморфными предметами гораздо большее место уделяют приключенческо-авантюрным сюжетам с ситуациями конфликта и насилия, жесткой соревновательности и конкуренции (различного типа „войны“, в том числе „бандитские разборки“, земные и космические путешествия с использованием различных „транспортных средств“ и т. п.) – см. илл. 153, Г. Брукер. Стрельба из лука (1894). Нередко это является причиной серьезных конфликтов во время игры между девочками и мальчиками – см. цв. вкл. 11, У. Дж. Маклей. Праздник бесчинства (около 1869). В этом и проявляется различие гендерных установок в детских игровых сообществах. Мы можем, конечно, вручить мальчикам кастрюльки и заставить их с ними играть, но должны быть готовы к тому, что они превратят их в своих играх в вездеходы, бронетранспортеры или космические карабли. Типичные реакции детей на намеренное изменение игровой среды в ходе эксперимента описаны, например, в работе Д. Б. Эльконина [Эльконин 1995, с. 127–135]. Для формирования гендерной идентичности широко применяются „гендерно окрашенные“ игрушки, причем их особенности и состав определяются как социокультурными и историко-культурными факторами, так и физиологией пола [Берн 2008, с. 62–70; Хониг 2003, с. 143–149].
Илл. 153
Вместе с тем при помощи игровых предметов можно повышать „имиджевый вес“ тех или иных профессий или отдельных персон – ср., например, вполне узнаваемые черты Арнольда Шварценеггера в облике игрушечного Терминатора, что, по-видимому, сыграло определенную роль в формировании его положительного образа в сознании будущих избирателей. У русских традиционные „кукольные мужички“ использовались для создания имиджа „идеального“ потенциального брачного партнера („доброго молодца“), в то время как другие виды кукол могли давать идеальные образы основных социокультурных ролей в наиболее распространенных кукольных играх: „девушка-невеста“, „отец“, „мать“, „дети“ [Комарова 2004, с. 151–156].
Современная авторская и художественная кукла. Современные куклы (их обзор см., например, на сайте „Планета кукол“: www.dollplanet.ru) предназначены, скорее, для украшения интерьера, а не для игры. „Коварные зарубежные производители для того и сделали куклу взрослой, чтобы потребитель ее не нянчил“ [Алямов 1997]. Как и в иных перечисленных выше случаях, появление и успешное функционирование данных кукол тесно связано с маркетинговыми стратегиями их производителей.
Как в России, так и в других странах успешно развивается направление, которое принято называть „авторской“, „дизайнерской“ или „художественной“ куклой [Голдовский 2009]. В последние десятилетия в рамках этого направления возникли множество различных стилей: от достоверной реставрации или копирования антикварных кукол до создания символических фантазийных фигурок и образов – см. цв. вкл. 14 [Кукольная коллекция]. Художественные куклы, в отличие от куклы Барби, более индивидуальны, производятся на заказ, нередко в единичном экземпляре [см., например: Katan Doll 2010; Tom Francirek 2010]. И в этом смысле само их появление дает возможность поставить вопрос о решении проблемы „конвейерной“ игрушки, для которой индивидуальность не является важным свойством. Если желание быть „единственным“ для мальчика-робота из фильма С. Спилберга неосуществимо, то некоторые художественные куклы (например, муклы) как раз изначально задуманы как единственные и неповторимые, поскольку они изготавливаются строго по индивидуальным заказам и с соблюдением всех требований заказчика к деталям их внешности, одежды и даже биографии [Наринская 2006]. Иногда авторские куклы настолько точно воспроизводят человеческую мимику, что могут восприниматься как „живые“ – см. цв. вкл. 14.
Илл. 154
В художественных проектах современных авторов кукла становится символом самых разрушительных тенденций современной цивилизации, квинтэссенцией морального падения, человеческого варварства и вандализма. Такую символику имеют куклы, изображающие трупы детей, подвергшихся бомбардировке во время войн конца ХХ века, в произведениях „поп-арта“. Российский коллекционер Ольга Арцимович, создательница музея кукол на Варварке (Музей кукол „Кукольный дом“), выстраивает экспозицию из кукол, найденных в руинах разрушенных городов. Аналогичное прочтение символики „сломанной“ и „брошенной“ куклы предлагают и авторы фотоальбома, в котором помещено около полутора сотен кукол, оставленных в зоне отчуждения Чернобыля [Куклы Чернобыля 2008] – см. илл. 154. Автор альбома, фотохудожник Антон Бородавка, объясняет, что чернобыльские куклы символизируют утраченное беззаботное детство.
Современные художественные куклы во многом продолжают и развивают семантические доминанты, характерные для концепта „кукла“ в русской и мировой культуре. Однако, учитывая маркетинговую составляющую современного производства игрушек, они претендуют на особую нишу, связанную с индивидуализацией и персонификацией вещей и попытками нивелировать чрезмерную унификацию и обезличивание современных игровых предметов. Поэтому для этого направления очень важны значения „кукла как нечто красивое и идеальное“, „кукла как ребенок“ и „ребенок как кукла“, отражающие „персональные“ признаки куклы, ее „выделенность из толпы“. В современных контекстах в такой функции может выступать авторская этнографическая кукла – см. цв. вкл. 5.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
