Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
Г. А откуда урожай — нужно же посеять для этого.
Р. Озимый хлеб пропал, конечно. Вот Сталин ехал проездом, неужели он в окно не смотрел. Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят что делается кругом, голод неимоверный, все недовольны. Министров столько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике 77 человек сидело, — так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.
Г. Ты где будешь выбирать?
Р. А я ни х… выбирать не буду. Никуда не пойду. Такое положение может быть только в нашей стране, только у нас могут так к людям относиться. Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?
Г. Он все видит, все знает.
Р. Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?! Я все-таки думаю, что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет.
Г. Безусловно.
Р. О том, что война будет, все говорят. Как наш престиж падает, жутко просто! За Советским Союзом никто не пойдет… В колхозах подбирают хлеб под метелку. Ничего не оставляют, даже посевного материала. Надо прямо сказать, что все колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца. Думают, Сталин кончится, и колхозы кончатся…
Г. Ах, е… м…, что ты можешь еще сказать?!
Р. Да. Народ внешне нигде не показывает своего недовольства, внешне все в порядке, а народ умирает.
Г. Едят кошек, собак, крыс.
Р. Народ голодает, как собаки, народ очень недоволен.
Г. Но народ молчит, боится.
Р. И никаких перспектив, полная изоляция.
Г. Никаких. Ни х…, все пошло насмарку!
Р. Да, не вышло ничего.
Г. Вышло бы, если все это своевременно сделать. Нам нужно было иметь настоящую демократию.
Р. Именно, чистую, настоящую демократию, чтобы постепенно все это делать. А то все разрушается, все смешалось — земля, лошади, люди. Что мы сейчас имеем? Ни земли, ни школ, ни армии, ничего нет. ».
А вот запись разговора Гордова уже с женой, Татьяной Владимировной: оперативники Абакумова сделали ее 31 декабря 1946 года, буквально в постели супругов!
«Г. Я хочу умереть. Чтобы ни тебе, никому не быть в тягость.
Т. В. Ты не умирать должен, а добиться своего и мстить этим подлецам!
Г. Чем?
Т. В. Чем угодно.
Г. Ни тебе, ни мне это не выгодно.
Т. В. Выгодно. Мы не знаем, что будет через год. Может быть, то, что делается, все к лучшему.
Г. Тебе невыгодно, чтобы ты была со мной.
Т. В. Что ты обо мне беспокоишься? Эх, Василий, слабый ты человек!
Г. Я очень много думал, что мне делать сейчас. Вот когда все эти неурядицы кончатся, что мне делать? Ты знаешь, что меня переворачивает? То, что я перестал быть владыкой.
Т. В. Я знаю, плюнь ты на это дело! Лишь бы тебя Сталин принял.
Г. Угу. А с другой стороны, ведь он все погубил. А почему я должен идти к Сталину и унижаться перед… (далее следуют оскорбительные и похабные выражения по адресу товарища Сталина).
Т. В. Я уверена, что он просидит еще только год.
Г. Я говорю, каким он был (оскорбительное выражение), когда вызвал меня для назначения… (оскорбительное выражение), плачет, сидит жалкий такой. И пойду я к нему теперь? Я же видеть его не могу, дышать с ним одни воздухом не могу! Это (похабное выражение), которая разорила все! Ну как же так?! А ты меня толкаешь, говоришь, иди к Сталину. А чего я пойду? Чтобы сказать ему, что я сморчок перед тобой? Что я хочу служить твоему подлому делу, да? Что сделал этот человек — разорил Россию, ведь России больше нет! А я никогда ничего не воровал. Я бесчестным не могу быть. Ты все время говоришь — иди к Сталину. Значит, пойти к нему и сказать: „Виноват, ошибся, я буду честно вам служить, преданно“. Кому? Подлости буду честно служить, дикости?! Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут! Эх, если бы ты знала что-нибудь!
Т. В. Вот сломили такой дух, как Жуков.
Г. Да. И духа нет. Сейчас только расчищают тех, кто у Жукова был мало-мальски в доверии, их убирают. А Жукова год-два подержат, а потом тоже — в кружку и все! Я очень много недоучел. На чем я сломил голову свою? На том, на чем сломили такие люди — Уборевич, Тухачевский и даже Шапошников. Я поехал по районам, и когда я все увидел, все это страшное, — тут я совершенно переродился. у меня такие убеждения, что если сегодня снимут колхозы, завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!
Т. В. Нет, это должно кончиться, конечно. Мне кажется, что если бы Жукова еще годика два оставили на месте, он сделал бы по-другому».
Вождя встревожило, прежде всего, что разговорчики вне строя (и в постели) показали реальный срез настроя военной верхушки. Для власти очень опасно, когда военные начинают думать и сомневаться. Посему сплоченность военной корпорации надо было рубить в зародыше: сегодня они т. Сталина в постелях матерно лают, а завтра — танки на Кремль двинут?! Ведь слово произнесенное зачастую имеет обыкновение материализовываться.
Глава 2. Товарищи генералы? Расстрелять!
В 1950 году в расстрельных подвалах Москвы вовсю гремели выстрелы: чекисты, набившие руку еще в годы «Большого террора», привычно «шмаляли» в затылок советских генералов.
Хотя смертную казнь в СССР отменили в мае 1947 года, но 12 января 1950 года, «идя навстречу», как водится, многочисленным просьбам «от национальных республик, от профсоюзов, крестьянских организаций, а также от деятелей культуры», Президиум Верховного Совета СССР решил допустить применение смертной казни «к изменникам родины, шпионам, подрывникам-диверсантам».
Особенно зачастили чекистские выстрелы в августе 1950 года. 24 августа расстреляны Герой Советского Союза, маршал Советского Союза Григорий Кулик[71] и Герой Советского Союза генерал-полковник Василий Гордов. На другой день, 25 августа, расстреляны еще три генерала: генерал-майоры Филипп Рыбальченко, Николай Кириллов и Павел Понеделин. 26 августа 1950 года чекистские пули в затылок приняла очередная генеральская тройка — генерал-майор авиации Михаил Белешев, генерал-майор Михаил Белянчик и комбриг Николай Лазутин. 27 августа несколько подуставшие судьи и палачи сделали воскресный перерывчик, а 28 августа в подвал повели следующих — генерал-майоров Ивана Крупенникова, Максима Сиваева и Владимира Кирпичникова. Еще один высокопоставленный военный, бригврач (соответствовало званию «комбриг») Иван Наумов, чуть-чуть не дотянул до «положенной» ему чекистской пули — умер 23 августа 1950 года в Бутырке, запытанный «ребятами» Абакумова. Всего же, по данным Вячеслава Звягинцева, работавшего с материалами Военной коллегии Верховного суда СССР, только с 18-го по 30 августа 1950 года к расстрелу было приговорено 20 генералов и маршалов.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
