Самолет приземлился в британском аэропорту Нортхолт. Вдоль дороги из Нортхолта в Фулем, где тело Дианы должны были поместить в морг, выстроились тысячи людей. «Я не мог поверить собственным глазам, – вспоминал Теббат. – Леди Сара [Маккоркодейл] сказала: „Мы устроим небольшую частную церемонию в Олторпе“, и мы повернули на А40. Я не мог поверить собственным глазам. На дороге стояли тысячи людей – и ни одной машины». Теббат послал одного из своих шоферов отвезти Сару домой по трассе А40. На этот раз она воскликнула: «Устроить тихие похороны будет невозможно!»[609] Оставив тело Дианы для обязательного вскрытия в Фулеме (первичное вскрытие по французским законам было проведено еще в Париже), Чарльз вылетел в Балморал.
Королевская семья в Шотландии даже не представляла, какая истерия развивается в столице. Толпы людей – белых, черных, старых, молодых – часами стояли в очереди, чтобы расписаться в книге соболезнований в Сент-Джеймсском дворце. Возле Кенсингтонского дворца росли горы цветов. Люди прикрепляли в дворцовой ограде записки с соболезнованиями и стихи. Простые люди прощались со своей принцессой.
Из Фулема тело Дианы доставили в королевскую часовню Сент-Джеймсского дворца. Люсия Флеча де Лима вылетела в Лондон сразу же, как только узнала о смерти подруги. Она с удивлением отметила, что гроб стоит в совершенно пустом помещении: «Когда я в первый раз вошла в часовню, на ее гробе не было ни одного цветка. Тогда я сказала священнику, что если он не позволит выразить скорбь и признательность принцессе как принято, то я вышибу двери часовни, чтобы люди увидели ее без единого знака внимания, а священник разглядел горы цветов, принесенных людьми. Я предупредила: „Завтра я вернусь с цветами“. И я приходила каждый день, и приносила целые охапки – не только от себя, но и от наших друзей, от тех, кто ее знал. Я подошла к цветочному киоску возле мишленовского ресторана [Bibendum на Фулем-роуд], и продавец спросил меня: „Для кого покупаете?“ Я объяснила – для кого, и с этого дня он отдавал мне цветы для нее бесплатно…»[610] «Ее окружали цветы со всего мира. Я сказала принцу Чарльзу: „Люди всего мира хотели бы подарить принцессе Диане тысячи, миллионы цветов“. Мне прежде не доводилось испытывать ничего подобного, хотя в моей жизни бывали потери… Горе народа просто невозможно передать словами»[611].
В последнюю ночь перед погребением тело Дианы доставили домой, в Кенсингтонский дворец. Перед этим Люсия с Полом Баррелом получили последнее мрачное напоминание – доставили пакет с одеждой, в которой Диана была в момент катастрофы: черный топ и белые брюки. Черного блейзера в пакете не оказалось. Пол Баррел целый день разбирал цветы, оставленные возле дворца и присланные друзьями – любимые Дианой белые лилии, тюльпаны и розы. Пол зала, где был установлен гроб, как ковром застлали цветами. Две большие церковные свечи привез отец Тони Парсонс из церкви кармелиток в Кенсингтоне, которую Диана часто посещала.
Тем вечером во дворец приехали Фрэнсис, Сара, Джейн и их дети. Чарльз Спенсер не появился. По просьбе Люсии Баррел спросил Сару Маккоркодейл, можно ли ей провести ночь у гроба Дианы. «…Я рассказал леди Саре, насколько были близки Диана и Люсия, как важно для нее провести эту ночь рядом с гробом, но Сара категорически отказала. Она считала, что присутствовать на бдении могут только члены семьи. Единственная женщина, которая была Диане ближе всех родственников, так и не смогла проститься с ней без свидетелей»[612].
«ГДЕ КОРОЛЕВА, КОГДА СТРАНА НУЖДАЕТСЯ В НЕЙ?» – вопрошала 4 сентября газета Sun. Уже четыре дня продолжался неофициальный траур – и неприкрытая скорбь – по Диане. Королева была в отпуске, за пятьсот пятьдесят миль от столицы. Газеты писали, что она собирается прибыть только в день похорон и сразу же вернуться в Балморал. Елизавета не прислушалась к словам придворных, которые советовали ей приспустить флаг над Букингемским дворцом. Пустой флагшток в конце Мэлла стал «жестоким оскорблением памяти Дианы». Журналисты задавались вопросом, почему королева не обратилась к народу с личным заявлением и выражением скорби? «Народ хочет, чтобы монархия публично присоединилась к оплакиванию Дианы… Каждый час, пока дворец остается пустым, усиливает общественный гнев… Это оскорбление памяти народной принцессы…»
Бывший помощник королевы вспоминал (по поводу ситуации с флагом): «Теперь уже трудно понять, почему в Балморале поступили именно так, а не иначе. Было ли это просто необдуманное решение или проявление надвигающегося кризиса? Если бы двор находился в Лондоне, то королевская семья сразу почувствовала бы, что пустой флагшток вызывает отчетливую неприязнь. Им следовало бы проявить больше чуткости»[613].
Начались неизбежные поиски виновников несчастья. Как могла произойти эта трагедия? Первой мишенью стали папарацци и газеты, которые им платили. Затем народный гнев обрушился на пьяного водителя Анри Поля, а следом на королевскую семью, которая отвергла Диану. Люди были уверены: если бы они этого не сделали, то Диана не оказалась бы в туннеле Альма с каким-то плейбоем. Практически в полный голос шли разговоры о том, что королевская семья, оставшись отдыхать в Балморале, не вернувшись в столицу, чтобы разделить горе нации, выказала полное безразличие к народной принцессе. Пустой флагшток над Букингемским дворцом – резиденцией королевской семьи – вызывал всеобщее раздражение. Народ считал, что королевская семья могла себе позволить хотя бы официальное выражение горя – флаг следовало приспустить.
«В таких вопросах королева является сторонницей традиций, – вспоминает один из придворных. – Поскольку прецедентов не имелось, королевская семья не собиралась ничего менять. Отсутствие личного штандарта или флага вовсе не означает проявления нечуткости – здесь простая логика. Если королева во дворце – флаг есть. Нет королевы – нет флага»[614]. Под давлением общественности дворец, а скорее сама королева, неохотно уступил. Когда королева будет во дворце, флаг можно приспустить. Помощник личного секретаря, сэр Робин Жанрен, переговорив с королевой, сообщил сторонникам «приспущенного флага»: «Мне пришлось выдержать настоящую битву, но вы получите свой флаг…»[615] Компромисс был достигнут: когда королева вернется из Балморала, поднимут ее штандарт, он будет поднят до дня похорон, а затем его заменят на приспущенный государственный флаг, который останется на флагштоке до полуночи воскресенья[616].
«Это было серьезно обдуманное решение: в день похорон следовало совершить символический жест», – говорит Дики Арбитер, самый опытный пресс-секретарь, который когда-либо работал у Чарльза и Дианы. Вопреки всеобщему убеждению королева, по словам Арбитера, была глубоко потрясена смертью Дианы. «В день похорон, когда королевская семья вышла из Букингемского дворца и мимо проехал лафет с гробом Дианы, королева склонила голову. До этого она склоняла голову только у Кенотафа [памятника Неизвестному Солдату]»[617].
