— Друзья, предлагаю выпить за присутствующих мам и пап здесь. У нас их сегодня даже три… нет, четыре, включая Виктора Владимировича, — предложил захмелевший Гарик, — молодых и красивых. Здоровья вам и счастья, дорогие родители! Это непременный тост. Стоя! — Гости загремели стульями. — У нас, на Кавказе, — продолжил Гарик, — без родителей, без их благословления, ничего не делается, пусть они сто лет живут в мире и счастье, и ещё сто тысяч лет в мире и согласии под своей крышей, со своими детьми и внуками. — Гарик пошёл вокруг стола, путая гостей с родителями. — За родителей! Горько! Это закон! — Тост Гарика приняли с воодушевлением. Гарик вернулся, наклонился к своей жене. — Горько! — Ещё раз прокричал сам себе, и, как другие законные молодожёны, поцеловал свою черноокую красавицу Армине.
С фужером в руке поднялся и молодожён Юрий Михайлович.
— Я предлагаю выпить за моего товарища и друга, полковника Ульяшова, Льва Марковича. — Начал он торжественно и загадочно. Полковник Ульяшов удивлённо вскинул брови. — Да, Лёва, за тебя! Именно ты всё это организовал, пусть и не предполагал, конечно, но ты. И спасибо тебе.
— Товарищ генерал, это я виноват! — Опережая, привстал Шура Палий. — Извините! Докладываю, уже понёс наказание.
— Чшь, не мешай, — с разных сторон на него зашикали.
— Ну-ка, ну-ка…
— Тише, товарищи… Не слышно. Слушаем. Интересно.
— Чшшь!
Никто пока ничего не понимал, но все повернулись к Ульяшову. Высоко держа наполненные бокалы, смотрели с улыбками. Золотарёв выдержал паузу, объяснил.
— Я знаю, полковник, — кивнул он Палию. — Но я имею в виду открывшуюся в связи с этим приятную перспективу. Раскрою для всех секрет.
— Полный форс-мажор, — словно оправдываясь, опуская глаза, совсем что-то непонятное пробурчал полковник Ульяшов.
— Да, Лев Маркович, с тебя и началось, — продолжил генерал, — с полного… умм… мажора. Теперь-то уж, я думаю, можно раскрыть эту тайну. Можно, Лев Маркович, да, не возражаешь? — Смущаясь, Ульяшов, пожал плечами, словно извиняясь, глянул на свою соседку. Она с ним рядом сидела — Любовь Геннадьевна Добрынина, в военно-морской форме с погонами капитан-лейтенанта, художественный руководитель ансамбля песни и пляски Северного флота. Её специально в полку задержали, с разрешения своего командования естественно, под предлогом консультаций по специальности, полковник Ульяшов расстарался, для себя старался. — Если бы два месяца назад он не поклялся, — продолжил Юрий Михайлович, указывая на своего заместителя, — что наш полк победит полк полковника Богданова Виктора Владимировича, мы бы сегодня здесь, наверное, и не встретились. Многие из нас это уж точно. — Он имел в виду, конечно же, товарища капитан-лейтенанта из Североморска, Любовь Геннадьевну, наверное. Потому что смотрел именно на неё. — Так нет, друзья? Вспомните.
Послышались возгласы…
— То есть…
— В каком это смысле?
— Ну-ка, ну-ка, интересно…
— Как это?
— А пусть виновник сам и расскажет, — высказался Гарик (тамада, не тамада, но, в общем, разводящий), его дружно поддержали.
Ульяшов застеснялся, но гости дружно и со смехом потребовали:
— Ко-лись! Ко-лись!
Пришлось ему подняться. Поглядывая на свою спутницу, он сказал.
— Я, конечно, виноват, с одной стороны, признаюсь! Но с другой стороны, судя по результатам, я, мы, мы все — молодцы. Более того, три свадьбы, на которых мы присутствуем, полностью, я думаю, искупают мою вину. А могло быть и четыре. — Ещё раз глянув на свою спутницу, как бы между прочим заметил он. — Уверен даже — искупают. Сполна… я думаю.
Женская половина приняла это признание на ура. Потянулись к Ульяшову фужерами. Капитан-лейтенант Добрынина вспыхнула румянцем. А вот мужская, в основном музыканты оркестра и добрый десяток офицеров вертолётчиков, поняли признание полковника Ульяшова как приказ к действию. Вскочили, веселясь и, под громкие аплодисменты, подхватили полковника вместе с его фужером, принялись подбрасывать вверх. Под троекратное ура! Но на третьем возгласе, не сговариваясь, кинули полковника в бассейн. Ошарашенный Ульяшов, отфыркиваясь, тюленем всплыл, всё так же, как марафонец, высоко над головой держа фужер. За столом почти истерика от смеха со многими приключилась, особенно, когда увидели его выпученные глаза и высоко поднятый над водой фужер…
С криком: «Ах вы так! Ну я вам сейчас, погодите», Ульяшов, принялся суматошно выбираться из бассейна. Оставляя на парапете мокрые следы, бросился за «обидчиками». Те в рассыпную. Что вызвало дополнительную бурю восторга, визга и смеха. В бассейн, без особой борьбы, падали и другие «добровольцы».
Минут через пятнадцать, когда «пловцы» переоделись в гардероб Виктора Владимировича, и вытерлись полотенцами, за столом к этому моменты сменили столовые приборы и принесли главные «творения» Гарика Мнацакяна, вновь все собрались и наполнили бокалы, Ульяшов закончил тост.
— Купание в бассейне я воспринимаю как знак порицания за мою оплошность дать слово офицера в той… эээ… так скажем, не простой ситуации. Я извиняюсь. Спасибо! Каюсь! Я понял. Вывод сделал! Хорошие дела нужно начинать с достойной базы, а не из… из… — Ульяшов смешался, но, в очередной раз глянув на свою спутницу, она по левую руку от него сидела, заявил всем. — Товарищи, друзья, товарищи генералы, я официально заявляю о своём увольнении из вооружённых сил по семейным обстоятельствам. Выслуга и возраст позволяют. Рапорт у меня готов, подам завтра же. Решение окончательное, обжалованию не подлежит.
— Не понял, — отозвался Юрий Михайлович.
— Вот как! — не удержался и генерал Коломиец.
— А точнее, — потребовали присутствующие гости.
— А точнее, — Ульяшов глянул на свою спутницу, решительно заявил. — Как говорится, дорогу молодым! Это во-вторых. А во-первых, в связи со сменой места жительства. Я переезжаю в Североморск. Ближе к…
— К морю? — кто-то подсказал.
— Нет, — с чувством признался Ульяшов. — К товарищу капитан-лейтенанту, к Любови Геннадьевне. Мы решили расписаться.
— О!
— Поздравляем!
— Ну, дела! Во-о-овремя!
— Горько!
— Го-рько! Го-рько! — принялись скандировать участники свадебного застолья.
Ульяшов к этому давно готов был. Любовь Геннадьевна, товарищ капитан-лейтенант, стесняясь и краснея, подняла голову. Ульяшов склонился…
— А теперь, вальс молодожёнов. — Объявил лейтенант Фомичёв. — Свадебный вальс!
Это известие встретили дружными аплодисментами, шумом отодвигаемых стульев… Музыканты взялись за свои духовые инструменты, дирижёр отмахнул… В центре пространства закружили три пары. Три, если так можно выразиться, потому что Вова Трубников вальс танцевать не умел, только танго. Топтался теперь, раскрасневшийся и счастливый, держа свою жену словно медведь хрупкую статуэтку, но танцевал… Танцевали и Юрий Михайлович с Анечкой и Женька, извините, Евгений Тимофеев со своей женой Вербочкой… эээ… Верочкой. Счастливые, молодые, красивые…
