И это было прекрасно, потому что других вариантов не оставалось.
Спускаясь вниз в лифте, Милли пыталась представить, что там за путаница. Ее номер забронировали дважды? Если в гостинице не было свободных мест, означало ли это, что ее выставят на улицу?
Двери лифта плавно раздвинулись, и Милли сразу заметила дежурную, которая ей звонила. В этой девице все было свежее. Даже волосы, заплетенные в косички. Наверняка ее любимый фильм — «Звуки музыки».
— Милли Брэди? — На лице девушки появилась извиняющаяся улыбка. Значок на груди сообщал, что ее имя Венди. — Прошу прощения. Меня заставили это сделать.
Она скосила свои идеально подведенные глаза, и Милли посмотрела в том же направлении. До этого она глядела только на значок с ее именем. Теперь же, увидев, кто находился от нее в нескольких футах, она почувствовала, как в желудке у нее что-то прыгнуло, как борец сумо, рухнувший на батут.
Там, прислонившись к стойке, стоял Хью и наблюдал за ее реакцией.
Боже мой, не может быть! Ей в голову пришла безумная мысль, что, возможно, у него есть брат-близнец, о котором он не рассказывал. Уставившись на него, Милли аккуратно спросила:
— Хью?
— Все в порядке? — Венди, похоже, была готова нажать на кнопку сигнализации. — Вы его знаете?
Как в тумане Милли ответила:
— Ну, я думала, что знаю.
— Ты сказала, что Орла тебя бросила. — Хью говорил беззаботным тоном. — Я подумал, может, тебе небезопасно оставаться здесь одной. И потом, — добавил он, — ты сказала, что когда мы увидимся в следующий раз, ты покажешь мне свою татуировку.
— Вы уверены, что все хорошо? — не унималась Венди. — Знаете, сейчас он выглядит вполне нормальным, но только что просил меня сделать такие дикие вещи. Я ему ответила категорически, что ни за что не буду выполнять его просьбу.
Каким-то образом добравшись сюда из Корнуолла, Хью, казалось, не знал, что говорить дальше. В свою очередь Милли обнаружила, что ей гораздо проще говорить с Венди, чем с ним; она прокашлялась и деликатно спросила:
— Э... он, случайно, не просил вас одеться в костюм гориллы и въехать в мою комнату на роликовых коньках?
— Что? Нет! — Брови Венди взметнулись к челке. Повернувшись к Хью, она выдохнула: — Боже мой, вы действительно странный.
Хью постарался ее утешить:
— Я ведь не просил вас сделать это.
— Что же тогда? — поторопила Милли.
— Он хотел, чтобы я позвонила в ваш номер и с голландским акцентом спросила вас что-то... вот здесь, я не поняла. — Венди положила на стойку листок бумаги. — По-моему, это чушь. Он говорит, что всю ночь ехал сюда на машине из Корнуолла, но разве можно так стараться ради какой-то тупой загадки?
Милли прочла то, что было написано на листке: «Подсказка: идиот. Два слова, три и семь букв. Последняя буква „н"».
Возможно, Венди и свежа, но она не самый яркий огонек на рождественской елке.
— Это не загадка. Это подсказка к кроссворду, — объяснила Милли. — И мне кажется, я знаю ответ. Хью Эмерсон.
Хью кивнул.
— Это я. Я идиот. — Он сделал паузу, потом добавил решительно: — Но я исправился, это точно.
Милли почувствовала, как по всему телу у нее побежали мурашки. Он правда сказал то, что ей показалось? Сказал?
Или, по крайней мере, пытался сказать?
ГЛАВА 58
— Куда мы? — спросила Милли, когда он вывел ее из гостиницы. — Я не взяла с собой сумку.
Это еще что, на мне и трусов-то нет. Ой.
— Ничего страшного. Я плачу. — Хью кивнул на двухэтажный автобус с открытым верхом, который остановился на другой стороне улицы. Милли поняла, что это экскурсионный автобус — на таких обычно устраивают часовые прогулки по городу.
— Ты не хочешь жить в Лондоне, — продолжал Хью. — Он грязный, шумный, ужасный.
Облокотившись на ограду Гайд-парка, водитель автобуса курил самокрутку в ожидании первых туристов.
— Смотри: Букингемский дворец. — Милли указала на рекламу с перечнем предлагаемых удовольствий, прикрепленную к борту автобуса. — И Даунинг-стрит, и колесо «Миллениума», и Риджентс-парк, — перечисляла она. — Не говоря уже о здании Парламента, Тауэрском мосте и о многом, многом другом.
— Вот я и собираюсь показать тебе все это. Чтобы ты вычеркнула их из списка. Когда ты их увидишь, новизна исчезнет.
— Может, и нет.
— Ньюки лучше, — заверил ее Хью. — Во-первых, там есть море. И пляжи.
Милли изобразила ужас.
— Хочешь сказать, в Лондоне нет моря? И нет пляжей?
— Здесь всегда есть Темза. Возможно, нам удастся найти тебе пару берегов.
— Я не смогу заниматься серфингом? — вздохнула Милли, которая никогда в жизни не пробовала заниматься серфингом.
— Два, пожалуйста, — сказал Хью водителю автобуса, который посмотрел на них, как будто они спятили.
Милли поднялась вслед за ним по узкой крутой лесенке, при этом она тщательно заворачивала свою ночнушку вокруг колен — нельзя чувствовать себя спокойно, когда оказываешься на улице без трусов.
— Это странно, — покачала головой Милли, когда они уже выбрали себе места. — Все еще не могу поверить, что ты приехал. Ты представить не можешь, как я разозлилась, когда ты практически повесил трубку, прервав наш разговор.
Хью это позабавило, он ответил:
— По голосу было слышно, что ты раздражена.
Борец сумо все еще прыгал на батуте у нее в животе. Милли чувствовала, что неплохо справляется с ситуацией и говорит вполне нормально. Более того, принимая во внимание расстояние, которое он проехал, Хью выглядел очень хорошо. Его белая хлопковая рубашка помялась, но это не имело ни малейшего значения. На нем были красивые черные брюки, ее любимые. Ей страстно хотелось провести пальцами по его волосам, так сильно выгоревшим на солнце, что они стали похожи на рекламу молочного шоколада «Милкибар». В лучах солнца его ироничные темные глаза искрились золотом, а на загорелом лице появилась светлая щетина. Милли сочла эту щетину непозволительно привлекательной. И еще ей нравилось, что лосьона после бритья совсем не чувствовалось; вместо этого от него пахло свежо, сексуально, именно так, как должен пахнуть Хью. Ой, вот что такое феромоны. Она могла сидеть здесь и весь день вдыхать этот божественный запах.
— Давай. — Хью похлопал по ее правому бедру. — Ты обещала.
Они не слишком долго оставались одни на открытой верхней площадке автобуса. Пространство быстро заполнялось болтливыми туристами, жужжащими своими камерами.
Набравшись храбрости, Милли медленно подняла край своего платья-ночнушки и открыла татуировку на загорелом бедре.
