городской реальной гимназии. Такие, как он, ортодоксы, не посещали школу по субботам. Дети из консервативных семей приходили в школу по субботам, но не писали. Только либералы учились по субботам и писали. А учителя пожимали плечами, говоря о странностях еврейской среды.
В доме министра Розена советник веселит гостей рассказами о своей юности.
Вот, например, история, случившаяся в дни студенчества. Девушка, готовясь принять гиюр, попросила сопровождать ее в “микву” – бассейн, где происходит религиозное омовение. Он обещал стоять за стенкой, чтобы поддержать подругу.
И тут Хаим услышал, как девушка, окунувшись в холодную воду, громко воскликнула:
“Господи, Иисусе Христе!”
Можно себе представить, какой скандал вызвал этот крик.
”Хаим, почему вы отказались от веры?” – спросила как-то Наоми.
Глаза советника блеснули. На мгновение он вновь стал юношей, соблюдавшим заповеди и распевавшим Псалмы Давида.
“Из-за Катастрофы. Бог меня разочаровал”
“Вы говорите о Боге, как о человеке. Еще немного, и отрастите ему бороду”.
“Наоми, нет Бога на небесах”.
“Верно, Он не живет на небесах”.
“Нет справедливости в религии и нет Бога. Как такая умная женщина может говорить такие глупости!”
“Бог это идея, выраженная в Десяти заповедях. В моем понимании, у вас есть свобода жить по своему желанию, при условии, что вы не нарушаете нравственную этику, Десяти заповедей. Есть в мире сила – и мне абсолютно все равно, как ее называют – и она повелевает жить по этим заповедям. Мое право им подчиниться, говорю я себе. И я все время пребываю во внутренней борьбе за истину, заключенную в этих заповедях, говорящих, как мне жить. Если не подчинюсь им – впаду в грех, потеряю ощущение цельности, почувствую ущербность. Реализация этих заповедей требует душевных и интеллектуальных усилий, потому я все время нахожусь в состоянии борьбы за мою правду. Трудно быть евреем”.
Они постоянно спорят об иудаизме и атеизме. Хаим Коэн пытается разрешить страшную проблему связи Катастрофы европейского еврейства с греховностью, преступлениями и наказаниями человека, нисходящими с небес. Она же выступает против персонификации идеи. У Бога нет формы и нет образа, в отличие от представления народов, лишенных абстрактного мышления.
Убийство миллионов – вина человечества. Это преступление не связано с идеей Бога. Во все эпохи и у всех народов были ужасные деяния. Размеры катастроф менялись в зависимости от средств убийства в руках человека.
О потере веры в Бога рассказал ей философ Шмуэль Хьюго Бергман. Как то он получил такое письмо:
“Как вы осмеливаетесь говорить о молитве после смерти шести миллионов? Так не лучше ли вернуться к идолопоклонству? Верующий еврей, сидящий в нас, говорит, что нам следует молиться и не ждать, что молитва наша будет услышана. Любить Бога надо, несмотря на страшные события. Нельзя человеку перестать бояться за жизнь тысяч детей, исходя из слепой уверенности, что Бог услышит его молитвы”.
Бергман примыкает к обществу “Доверие”, изучающему обновление религиозной жизни. Его единомышленники стараются сами жить по правилам такого обновления.
Хаим Коэн приводит Наоми в тюрьмы и знакомит с заключенными, осужденными пожизненно за убийства.
А Наоми размышляет о нетерпимости, распространенной в среде творческой интеллигенции. Государство Израиль будет светочем народов?! Она сомневается в правдивости претенциозного заявления премьер-министра Бен Гуриона. И может ли возникнуть просвещенное общество в стране, во главе которой стоят социалисты-атеисты. И вместо того, чтобы быть образцом соблюдения законов еврейской этики, выраженной в Десяти заповедях, они нарушают их.
Примером моральной деградации стал и ее младший брат. Сразу же, после завершения занятий в молодежной группе кибуца Гиват Ашлоша, он перешел в кибуц Кфар Гилади и присоединился к воинскому подразделению “Кфир”. В этом подразделении молодежь вела себя достаточно разнуздано. После их перевели в ударные отряды Пальмах. Потеря товарищей по оружию, гибель тысяч бойцов на поле боя, ожесточило их сердца. Бумба и его друзья, после жестоких сражений, изменились в худшую сторону Наоми встретилась с братом в иерусалимском кафе “Атара”.
“Не забывай традиции дома, в котором мы росли”.
Бумба сопротивлялся:
“Какая была там у меня жизнь?! В какой такой атмосфере я рос?! Что ты хочешь от меня?! Ценности морали? Высокая культура? Детство без матери и юность без отца, развал дома после прихода нацистов к власти. Не прячься сестричка за свою исковерканную жизнь”.
“А твоя измена жене Элизабет? Сиротство и распад семьи не привели к моральному падению твоих старших братьев и сестер”.
Наверное, причина дурного характера Бумбы в том, что его слишком баловали в детстве. Он любит свою жену и двух детей, но подвержен влиянию армейской среды. А там не принято хранить супружескую верность.
И все же беседа ее удовлетворила. Младший брат обещал исправиться. Но обещание, как оказалось, запоздало…
На следующий день жена Бумбы была убита его же любовницей. Женщина решила, что любовник охладел к ней…
Кибуц не простит ему позора, который он навлек на Движение.
Бумба был послан в Германию. В его задачу входило укрепление связи между государством Израиль и еврейством Германии, руководство молодежными группами, а, главным образом, помощь израильтянам, покинувшим свою страну. Как только молодой человек оказался в местах своего счастливого детства и заговорил на языке матери, он словно бы пробудился. Бумба связался с уехавшими, а, по сути, дезертировавшими из Израиля. Кибуц доверил ему деньги, а он вложил их в покупку трактира в Мюнхене вместе с каким-то местным дельцом. Туда же пошли деньги, полученные им по репарации.
Стыд душит Наоми. Ее младший брат якшается с горсткой бывших бойцов Пальмаха, оставивших Израиль в поисках лучшей жизни в Германии.
К тому же двадцатичетырехлетняя Ивон Лей родила ребенка от Бумбы и отдала его в сиротский приют. Брат потерял всякий стыд и совесть.
Наоми тихо шагает по улице Абарбанель в квартале Рехавия.
Эта таинственная улица полна притяжения и противоречий. Кажется, она создана специально для великого исследователя Каббалы Гершома Шалома. Мысли хаотично мелькают в сознании. Она с волнением наблюдает игру света и тени на стенах домов. Высокие сосны насыщают воздух запахом хвои. Птичьи хоры нарушают безмолвие. Дом профессора притягивает ее какими-то волшебными нитями. Она очарована духовной атмосферой дома и шаловливой ребячливостью его хозяина.
Она идет к старшему товарищу, и тяжелое чувство судьбоносной ошибки омрачает ее мысли. Ее муж в свои пятьдесят семь лет не может очнуться от иллюзий. Доктор Паде настойчиво рекомендует ему жить, вдыхая чистый воздух Иерусалима. Израиль соглашается. Климат столицы – и физически и общественный – благотворно повлиял на его здоровье. Круг общения необходим для творческого человека. И он
