Книга Три Царя - Игорь Маревский

— Очень похоже на «Празднование Витязей», картину, что описывает поход вашего отца, против нечистой вспышки у трёх сосен.

— Рукоплескаю, — с улыбкой ответил князь. — Неужели ты так же хорош в искусстве, как и в бою?

— Это не так, государь, — поспешил уверить его в обратном человек. — По роду деятельности приходилось иметь дела с заказчиками разного достатка. Были среди них и ценители искусств.

— И что много ценителей готовы нанять сборщика, вместо того чтобы приобрести дух, как все остальные?

Балдур сделал паузу:

— Не совсем. Есть те, кто мало доверяет рыночному продукту, поэтому предпочитают самое свежее.

— Весьма прибыльное дело я так понимаю?

Князь прошел мимо человека, и его взгляд приковала другая картина, изображающая события куда более древние. В тоне голоса Ратомира, Балдур сразу понял, что князь задал этот вопрос лишь ради поддержки разговора. На самом деле он прекрасно был осведомлен в разных сферах, в том числе и стоимости, и ценности духа.

— Государь я…

Солнцеликий жестом приказал ему замолчать, из-за чего нависла тяжелая тишина. Новоиспеченный муж, нахмурив брови рассматривал картину, словно изучая каждую нить полотна. Его глаза медленно впитывали происходящее, а разум пытался представить, какого это было. Что можно было ощутить, находясь в тот день.

— Тебе, наверное, интересно, зачем я тебя позвал, — спокойным и ровным голосом спросил князь.

Балдур молча кивнул.

— Видишь ли, после твоего, не побоюсь этого слова феерического выступления, очень многие люди задают вопросы. Вопросы, на которые мне совсем не хочется отвечать.

Сборщик вдруг понял, что его положение уже ухудшилось. Он думал о том, как отреагирует сам Солнцеликий и его двор. Фактически Балдур своенравно нарушил правила одного из самых древнейших обычаев, вдобавок прилюдно оскорбив сына одного из князей. Балдур не удивился бы, если Ратомир после своей речи бросит его в темницу за государственную измену и выбросит ключ с Остроногого Уступа.

— Многие оскорблены твоим поступком. Ты нарушил обычай, хоть я и считаю его крайне варварским, учитывая современные нравы.

Это фраза прозвучала абсолютно неподходяще для стана и образа Ратомира

— Другие же наоборот, — продолжил он. — Кличут тебя самым милосердным и чувственным защитником за всю историю обычая. Мнения разделились, впрочем, как и всегда.

— А что вы думаете, государь?

— Тебе действительно интересно мое мнение? — ядовито ухмыльнулся Ратомир.

Балдур не стал юлить, и ответил, как на духу:

— Вы выбрали меня своим защитником, приказали служить, я и служил. Фактически, только ваше мнение мне и важно.

— Только приказ то ты и не выполнил.

— Смею не согласиться, — сказал Балдур уже в пол голоса, будто опасаясь, что его услышат стены. Он уже однажды позволил себе перечить князю, второго такого раза не должно быть.

Ратомир повернулся к человеку и окинул его вопросительным взглядом.

— Вы приказали мне отстоять вашу честь и честь вашей жены, да пускай боги целуют её волосы. Отстоять не смертоубийством, а поединком. Поединок я выиграл.

Балдур ожидал гневной тирады от правителя или холодного приказа о наказании, но никак не того, что читалось в его глазах. Солнцеликому, казалось, было абсолютно плевать на это яркое событие его свадьбы. Стервятник задумался, было ли оно ему важно изначально? Может поэтому, он послушался совета Варгина и выпустил на битву Балдура, ведь сам прекрасно понимал, каким ни был бы исход, он в любом случае останется в выигрыше.

— Знаешь ли ты, что собой представляет данное произведение искусства? — перевёл он тему, словно они только начали свой разговор.

Манера речи Солнцеликого больше походила на полисовскую, нежели на Бролискую. Князь использовал формальный политический слог, которым славилось корпоративное сообщество. Балдур знал, что выражала собой картина, но что-то ему подсказывало, что Ратомиру было плевать на его мнение.

— Вряд ли, Государь.

— Мастер с давно забытым именем изобразил этот шедевр: «Первый Дантарат». Более четырех тысяч лет назад, когда мой род носился по лесам в чём мать родила. Когда Полисы были лишь тенью своего нынешнего благополучия, а Бролиска и в помине не существовало. В ту эпоху, где полисы, будучи маленькими обособленными княжествами, вели кровопролитную войну за владение этим миром. Знаешь кто был их основным оружием?

Каждый сборщик знал эту историю, которая всё больше походила на легенду. Балдур кивнул.

— Прокаженные. Пустодушные рабы, отобранные из естественной селекции и пущены на убой. Видишь вон того человека, что склонился с мечом над павшим врагом? Я часто смотрю на эту картину и пытаюсь понять, что же он ощущал?

Ратомир сделал паузу. Довольно длинную, чтобы Балдур смог обратить на неё внимание.

— Вы сражались во множестве битв, мой государь, вам должно быть известно, какого это стоять над поверженным противником.

Ни одна мышца так и не дрогнула на лице Ратомира.

— Возможно, но присмотрись поближе. Это прокаженный. Его одежды порваны, руки сбиты в крови, а сам он едва ли не присмерти. Прокаженный, а сражается так, словно чувствует, как боги касаются его души. Почему ты думаешь, он сражается?

Балдур не знал, князь действительно жаждет его ответа или это очередная уловка.

— Потому что ему приказали. Прокаженных тогда сразу записывали в рабы. Он лишь выполняет волю своего хозяина.

— Выполняет волю своего хозяина, — повторил шепотом князь, и по его лицу пробежала тень. — Это были действительно времена славных битв и варварских нравов, но это неизбежно. Именно благодаря трём Дантаратам, мы живем в настолько прекрасном мире, построенным на крови и костях наших предков. Знаешь ли, как окончился первый?

Балдур ничего не ответил, лишь ждал продолжения монолога князя.

— Первым Дантаратом было названо заседание глав всех полисов, на котором они решили, что, если война продолжится, всё они исчезнут навеки. Это был день здравомыслия, когда богатейшие и влиятельнейшие особы полисов, решили заключить мир и вести прибыльную торговлю. Красивая история. Знаешь, что случилось на самом деле? — Балдур отрицательно повел головой. — Этого ты не найдешь ни в одних книгах и учебниках истории. Ни один профессор не подтвердит это, так как полисы сделали потрясающую работу и удали это событие из станка сплетения судеб. Первый Дантарат действительно закончился подписанием договора о мире и сотрудничестве, однако причиной этому было не здравомыслие, а страх, — он пробил взгляд на того самого прокаженного, что занес свой клинок в убийственном жесте. — Страх перед ними.

— Мятеж? — с интересом