было то, что думала о себе сама. Она презирала себя за свою слабость, но не пойти на эту встречу не могла: Аида была последней ниточкой, связывающей ее с Арманом, и только от нее она могла узнать, что теперь происходило в его жизни. Разве могла она упустить такой шанс? И почему мама не хотела этого понять?
Слово за слово они разругались не на шутку. Елена Александровна категорически запрещала ей туда ходить, а она твердо вознамерилась увидеться с Аидой. В конце концов обстановка накалилась до такой степени, что Сабина, не закончив фразу, всплеснула руками и бегом бросилась в свою комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь. Она дрожала от бешенства, ее терзали злость, ненависть, обида – на Армана, на Аиду, на маму, на весь белый свет. Казалось, ее разорвет от накопившейся агрессии, и она судорожно искала для нее выход, когда на глаза ей попался старый платяной шкаф, который она, кстати, никогда не любила. Подбежав к нему, она изо всех сил пнула по шкафу босой ногой, надеясь одним ударом разрушить его до основания, и в ту же секунду резкая боль пронзила ее от кончиков пальцев на ноге до самой макушки. Вскрикнув, она отскочила в сторону, сжав ушибленную ступню в ладонях, а дверца шкафа печально скрипнула и отвалилась, оставшись криво висеть на одной, самой нижней, петле. Сабина села в кресло, поудобнее пристроив поврежденную конечность, и, несмотря на пульсирующую боль в большом пальце правой ноги, с удовлетворением отметила, что травма вытеснила все другие чувства из ее тела и мысли из головы.
Через какое-то время палец почти перестал ныть, и она решила, что пора брать себя в руки и ехать к Аиде: невзирая на мнение мамы, она все-таки собиралась это сделать. По привычке опустив правую ногу первой, она попыталась встать, но новый взрыв муки охватил все ее существо. Она опять вскрикнула и плюхнулась обратно в кресло. Сабина внимательно осмотрела палец – он не опух, не посинел, но при любом прикосновении к нему отзывался острой болью, поднимавшейся до бедра. Она медленно встала, опираясь на левую ступню, и аккуратно поставила на пол правую. Палец не болел только в покое, при попытке наступить на него заставляя ее корчиться от крайне неприятных ощущений. Сабина поняла, что дело плохо и надо ехать к врачу: это или сильный ушиб, или перелом, что в обоих случаях было некстати. Членовредительство не входило в ее планы, и теперь, успокоившись, она искренне недоумевала, как такое могло произойти. Встреча с Аидой отменялась, причем по ее собственной дурости. «Что ж, молодец, каратистка хренова», – вела она сама с собой молчаливый диалог, натягивая спортивный костюм и самые свободные и широкие кроссовки. Осторожно выглянув в коридор, она убедилась, что мама была в спальне, и только после этого, морщась от боли, покинула свое убежище и выскользнула из квартиры, бесшумно притворив за собой дверь.
Лифта в доме не было, и спуск с третьего этажа занял не меньше десяти минут: правой ногой она могла наступать только на пятку, но даже тогда каждый шаг был мучительной пыткой, и каждые несколько ступенек она была вынуждена останавливаться, чтобы боль немного утихла. В конце концов, сдерживая стоны и хромая, она вышла из подъезда, с трудом пересекла двор и доковыляла до ближайшей проезжей улочки.
Можно было, разумеется, вызвать скорую или такси, но ей было невыносимо сидеть в замкнутом пространстве своей комнаты и ждать. Хотя и на улице легче не стало: в субботний вечер молодежь города гуляла, и только она, одинокая, покалеченная и несчастная, брела по пустынному самальскому бульвару, пытаясь поймать машину, чтобы добраться до экстренной травматологии. И хуже всего было то, что, помимо досады и боли, ее преследовало тревожное ощущение дежавю – словно когда-то она через все это уже проходила… Ах, ну конечно! Не далее как в прошлую субботу она так же плелась по глухой темной дороге, надеясь, что ее подберет долгожданная попутка. История повторялась с пугающей аналогичностью сюжета, и это наталкивало на мысль, что, раз она не усвоила урок недельной давности, Провидение решило, что переэкзаменовка ей не повредит. Тогда она едва не пострадала, направившись на свадьбу Армана, сегодня хотела послушать про его житье-бытье… Может, пора бы уже понять, что ей необходимо держаться подальше и от Армана, и от всего, что с ним связано? Сколько раз жизнь должна стукнуть ее по голове, чтобы до нее это, наконец, дошло?
Немного успокаивал тот факт, что на сей раз с собой был телефон, но толку от него было мало: ей даже некому позвонить, ведь в этом городе у нее не осталось друзей. И хотя все это время ей названивала Аида, Сабина упорно сбрасывала звонки: своей подругой она ее больше не считала и тем более не хотела, чтобы та видела ее в таком состоянии.
Сердце захлебывалось от горечи и жалости к себе, но расслабляться и упиваться этой жалостью было нельзя, и она старательно всматривалась в темноту, надеясь разглядеть там спасительный огонек такси или фары любого другого транспортного средства, но было уже около одиннадцати вечера, улочка была пуста, и ей не оставалось ничего другого, как идти в сторону центральной улицы Фурманова с более оживленным движением.
Она отошла от дома метров на пятьдесят, когда за ее спиной послышался тихий шорох колес и фары остановившейся рядом машины высветили лежащую впереди улицу. Боковым зрением Сабина отметила, что это был мерседес последней модели – весьма дорогая игрушка даже по алма-атинским меркам, и ей стало не по себе: одна, на плохо освещенной дороге, с раненой ногой – и подозрительный автомобиль с тонированными стеклами. Точно дежавю! Как говорится, нарочно не придумаешь. Похоже, у нее действительно редкий дар попадать в немыслимые передряги, только вряд ли ей повезет и в этот раз. Сжав зубы, чтобы не закричать от боли, она ускорила шаг, но машина тоже тронулась с места и, догнав ее, снова притормозила. Переднее стекло опустилось, и человек, сидевший за рулем, перегнувшись через сиденье, окликнул ее:
– Сабина, это вы?!
Меньше всего она ожидала вновь услышать сегодня этот низкий бархатный голос. Повернувшись, она уставилась на Дэниэла Рэндона – потому что это был именно он – широко распахнутыми от изумления глазами. В очередной раз его появление ввергло ее в состояние, близкое к шоковому, поэтому она молча стояла, глядя на него, как на привидение.
– Сабина, вы меня слышите?
«Какого черта?! Опять он?! Что он здесь делает?» –
