вам укрыться за этими елями и подождать их. Вы будете с правой стороны, а я с левой. Я бью без промаха с 500 метров, но если вы в себе не уверены, тогда лучше подпустим их поближе. Вы стреляете первым. До того куста отсюда примерно 400 метров.
Они шли друг за другом, след в след. Шедший впереди колонны протаптывал проход в снежной целине, а остальные следовали за ним. Время от времени они останавливались, прислушивались и шли дальше, причем каждый держал винтовку обеими руками, готовый в любую секунду взять ее наизготовку.
Я закрепил ствол моей винтовки на ветке дерева, и, когда они поравнялись с кустом, я выстрелил. Второй выстрел прозвучал практически в то же мгновение, что и мой. Двое пруссаков взмахнули руками и упали в снег головами вперед.
Преследователи остановились в нерешительности, но через несколько секунд, увязая в снегу, отважно двинулись дальше и открыли огонь в нашу сторону. Их было много, но мы оставались в укрытии, и поэтому наши шансы были примерно равны. Однако довольно скоро наше положение ухудшилось, потому что пруссаки быстро проскочили в перелесок, и, хотя мы успели подстрелить пятерых из них, они еще были в состоянии задать нам жару.
Надо было отступать, что мы и сделали, продолжая стрелять на ходу. Но внезапно я почувствовал сильную боль в левой руке и выронил винтовку. Я хотел ее поднять, но левая рука перестала меня слушаться. Она висела неподвижно и пошевелить ею не было никакой возможности.
— Почему вы не стреляете? — спросил мой товарищ.
— Похоже, мне перебили руку.
Кровь текла у меня в рукаве и стекала по пальцам. Я зажал в правой руке револьвер. К счастью, противник, опасаясь засады, остановился на опушке, и мы успели проскользнуть вглубь леса и затеряться среди елей.
— Идти можете? — спросил вольный стрелок.
— Да.
— Тогда бежим через лес и спускаемся на дорогу.
Он пошел первым, а я за ним. Рука моя висела, как плеть, и с каждой минутой становилась все тяжелее. Стоило мне оступиться, а это случалось довольно часто, как острая боль пронизывала плечо.
Меньше, чем через час мы добрались до дороги и оказались позади форта Жу. Со стороны границы, сбившись в группы, двигались солдаты, отставшие от своих частей, а в промежутках между группами продолжали ехать разные повозки и фургоны, которым, казалось, не будет конца.
Мне надо было как можно быстрее добраться до Верьера, потому что рука уже стала невыносимо тяжелой, и я с каждой минутой слабел от потери крови. Но дорога была скользкой и ухабистой, и быстро идти не получалось. Нам пришлось идти по обочине, чтобы случайно не свалиться в одну из образовавшихся в снегу огромных рытвин и не попасть под колеса какой-нибудь телеги.
Неожиданно с одной из повозок донесся знакомый голос, и я услышал свое имя. Голос и повозка принадлежали мисс Клифтон.
— Вы ранены?
— Похоже, последняя прусская пуля предназначалась именно для меня.
По ее знаку знакомый мне слуга осторожно подхватил и уложил меня в повозку, а еще через минуту он ножницами вспорол рукав моей куртки. Пуля попала в руку выше локтя и перебила кость.
Мисс Клифтон оказалась весьма умелой медицинской сестрой. Она быстро перевязала мне руку, неподвижно зафиксировала ее и остановила кровь, после чего мне сразу полегчало.
— Ну, раз вы встретили друзей, — сказал вольный стрелок, — значит, я вам больше не нужен. Прощайте.
— А вы куда?
— Мне есть еще с кем повоевать.
Он быстро пошел вперед, но вскоре вернулся.
— Не отдадите ли мне свои патроны? Очень меня этим обяжете. У меня они не пропадут, буду стрелять за вас.
Он забрал патроны и полез в гору, с которой мы недавно спустились.
Вскоре мы добрались до Верьера и проехали в повозке рядом с горой оружия, пройти мимо которой у меня еще недавно не хватило духа. В этот момент мисс Клифтон сделала жест, который тронул меня до глубины души: не говоря ни слова, она закрыла глаза ладонью.
В швейцарской деревне было не протолкнуться от солдат, пушек и повозок. Несчастные измученные солдаты, почувствовав себя в безопасности, повалились прямо в снег, да так и лежали вповалку.
Нам объяснили, где находится полевой госпиталь, и мисс Клифтон решила сама меня туда отвезти. Перед ее нарукавной повязкой с красным крестом мгновенно открывались все двери.
Я сразу почувствовал зловоние, знакомое мне по госпиталю в Понт-а-Муссоне. Правда, на этот раз я надеялся, что лечиться мне придется от легкого ранения. Однако хирург, бегло осмотрев мою рану, объявил, что руку придется ампутировать.
Невозможно передать всю глубину охватившего меня отчаяния: ведь вначале я решил, что пуля застряла в мышечной ткани, потом я узнал, что задета кость, но мне и в голову не могло прийти, что я потеряю руку.
— Разве нельзя обойтись без ампутации? — спросила мисс Клифтон.
— Нет, сударыня.
— Но нельзя ли хотя бы отложить ее?
— Будет лучше, если мы сделаем это немедленно. Подождать, конечно, можно. Можете попытаться найти другое медицинское учреждение, время еще есть.
— Подождите минутку, я сейчас вернусь, — сказала мисс Клифтон.
Я присел в комнате, служившей прихожей для большого помещения, в котором на соломе лежало множество раненых. В этой комнате собрались все врачи госпиталя.
— У пруссаков ампутации идут своим чередом, — громко говорил один из хирургов — а с нашими ранеными мы едва справляемся. Они настолько вымотаны, что не в состоянии переносить операции.
То, что я услышал, совершенно меня не успокоило, да и "минутка" мисс Клифтон явно затягивалась. Пока она отсутствовала, я разговорился с находившимися в госпитале солдатами и узнал от них, что этой ночью товарищи из моего отряда перешли на швейцарскую территорию. Наконец мисс Клифтон возвратилась и сообщила важную новость.
— Вам пришлось долго ждать, — сказала она, — но, я надеюсь, вы об этом не пожалеете. Мы с вами поедем в Женеву. Все-таки французских врачей, как, впрочем, и французских садовников, хлебом не корми, только дай им что-нибудь отрезать. Но мы постараемся спасти вашу руку. Мы с вами доедем на санях через Сен-Круа до Ивердона, а там сядем в поезд и через Лозанну быстро домчимся до Женевы. Я уже дала телеграмму, и к нашему приезду нас будут ожидать квартира и знакомый мне врач.
Сани уже стояли у дверей. С виду это были обычные крестьянские сани, но в них установили скамейки, постелили солому, уложили подушки и покрывала, и мне, как человеку, давно забывшему об удобствах, они показались самым комфортабельным в мире транспортным средством.
Поскольку главная
