– Вот таким хватом? – Зеб обвил рукой ее шею и боком поплыл к пляжу. В темной пучине большая рыбина задела ее ногу, и она взвизгнула. Но Зеб не выпустил ее, он продолжал грести, пока они оба не очутились на безопасном мелководье.
И теперь, торопясь к Индейской Могиле, Румер вспоминала, как же ей нравились его нежные и надежные объятия. В играх и беготне им было так легко прикасаться друг к другу. Жизнь на пляже подразумевала активный отдых – плавание, лазанье по деревьям, футбол. И Зеб всегда был готов подставить ей свое плечо; он тащил ее на руках к воде и тянул за собой в море.
Когда они плавали той ночью, думал ли он о том, чтобы поцеловать ее? Она очень хотела этого. Спустя неделю поцелуй все-таки состоялся, и она чуть не вывернулась наизнанку. Сердце упало куда-то вниз, потом подпрыгнуло чуть ли не к горлу – от счастья и испуга она чуть не задохнулась тогда… Да, скачок от дружбы был, пожалуй, опаснее любой хищной рыбины из глубин океана.
И вот теперь Румер торопилась на романтическое свидание с Зебом. В черноте спустившейся на Мыс ночи она вскарабкалась по тропинке у поваленного дерева, потом прошла мимо развалин Фиш-Хилл, через дубовую чащу, а затем по водопроводной трубе над самой глубокой и заиленной речушкой на этих болотах.
Она прихватила с собой фонарик. Желтое пятно скакало перед ней, пока она пробиралась среди свисающих лиан и длинных сучьев. Свет фонарика привлек москитов, и они мигом окружили женщину туманным звенящим облаком.
Сразу же за брекватером небо и море рассекал мощный луч маяка Викланд-Рок. Вперед-назад, чтобы корабли не сбивались с курса. Вверху, в летнем небе, сияли созвездия, которым вскоре предстоял переход в осенний сентябрь.
Пауки наплели своих паутин буквально повсюду: в ветках, на высокой траве, рогозах, мертвом дереве. Румер чувствовала шелковистые нити на своем носу, губах, руках и голенях. Когда она смахивала их, они прилипали к ее пальцам. К тому времени, когда она наконец добралась до Зеба, который стоял у холма, где был похоронен индеец, смех прямо-таки душил ее.
– Ну вот, теперь ты знаешь, каково это – быть ученым на земле, – сказала она.
– Теперь мне не страшна даже черная дыра, – прошептал он, заключая ее в объятия.
Они поцеловались, а потом принялись счищать паутинки со своих щек. В ушах у них гудели разные болотные насекомые. По небу снова пронесся луч маяка и выхватил в нем летучую мышь, взмывшую на дерево.
– Боишься, Мэйхью? – весело спросила она.
– Не-а, Ларкин. Это ведь наша с тобой территория.
– Разве это не романтично? – сердце Румер немного успокаивалось.
– Да, Ру. Знаешь, я подумал – не удивительно, что мы так страдали все эти годы, не побывав тут в самом начале.
– Как, по-твоему, почему влюбленные парочки с Мыса Хаббарда неустанно выбирают именно это место, а? – спросила Румер, слыша шорохи в камышах и плеск чьих-то лап в реке.
– Потому что тут страшно, – притянув ее к себе, ответил Зеб. – И это хороший повод, чтоб пообниматься вот так же крепко.
– Да, в объятиях любимого можно не бояться ничего, – Румер откинула голову назад, и они слились в страстном поцелуе, игнорируя жужжание и стрекот, искренне поражаясь тому, что им понадобилось ужас сколько времени, чтобы в конце концов их свидание на Индейской Могиле все-таки состоялось.
Наобнимавшись вдоволь, она стала разглядывать его лицо в свете звезд. Светлые волосы Зеба растрепались, сверкавшие в ночи глаза ни на миг не выпускали ее из виду, словно он был готов – в любую секунду – подхватить ее на руки и спасти от кого бы то ни было. Но тут вниманием Румер целиком и полностью завладела его футболка.
«Кэмп-Курант», – посветив фонариком, прочла она. В благодарность за успехи в деле развозки прессы газета «Хартфорд-Курант» давным-давно прислала ему и ей по футболке – темно-зеленого цвета, с фирменным шрифтом и изображением веселых детишек, наслаждавшихся отдыхом в лагере. Та, что была на нем, уже давно выцвела и пообтрепалась.
– Ты до сих пор берег ее? – удивилась она.
– Я запрятал ее в сундук и оставил в гараже у Винни. Это одна из вещей с Мыса Хаббарда, которую я не мог ни выбросить, ни взять с собой в Калифорнию.
– Потому что ты был уверен, что вернешься сюда, – Румер прикоснулась к старой, кое-где уже побитой молью, зеленой ткани футболки, одновременно лаская его кожу.
– До нынешнего лета я ни в чем не был уверен, – признался Зеб.
– Вот уж не думала я, что эта футболка снова попадется мне на глаза… – прошептала она, но потом смолкла, чтобы собраться с духом. – По правде, я думала, что и тебя больше никогда не увижу. После того, как Винни сказала мне, что ты арендовал ее коттедж, я была в шоке. Я не спала ночами, гадая, о чем же заговорить с тобой при первой встрече.
– Судя по всему, ты и видеть-то меня не хотела.
– Да, не хотела, – согласилась Румер.
– Поэтому нам нужно было подобрать безопасные темы, – сказал Зеб. – О Майкле, о твоем отце…
– Звездах, – добавила она, взглянув на небо. – Я думала, что мы поговорим о Млечном Пути, о том, каково тебе было летать там, наверху, и глядеть на нас тут, внизу.
– На тебя, Румер, – сказал Зеб. – Бороздя просторы космоса, я присматривал за тобой. Я сгорал от желания узнать, чем же ты занималась, не повстречала ли ты кого-нибудь еще. Я представлял себе, как ты каталась на коне, о котором мне рассказал Майкл, на Блю, а потом придумал новое созвездие.
– И какое же?
– Девушка на крылатом коне.
– Как на Пегасе…
– Да, – Зеб кивнул. – Только этот конь летает очень низко. Он держится ближе к земле, перемахивая каменные стены и живую изгородь, разделявшую наши дворы. Ветер задувает кроликам в уши, когда конь проносится мимо. Девушка очень любит его. Она берет его с собой в потрясающие странствия – по морю, отмели Викланд-Шоул, к Индейской Могиле… А потом каждую ночь скачет на нем домой.
– А где же ее дом?
– На Мысе Хаббарда, разумеется.
– Теперь все изменится, – чувствуя, как к горлу подступил комок, грустно сказала она.
– Из-за Франклина? – спросил он.
Она не ответила, потому что у нее недостало сил договорить.
Взяв Зеба за руку, Румер, словно держа в поводу звездного коня, повела его за собой на другой берег узкого ручейка. Болотная трава щекотала им ноги. Румер была босиком, и ее ступни проваливались в мягкую, теплую жижу. Постепенно земля стала тверже, появились и камни. Подымаясь наверх, они держались за руки.
Вершину холма венчала древняя Индейская Могила. Собственно, могилы как таковой здесь давно уже не было, так жители Мыса называли весь этот холм, увенчанный причудливым изваянием идола, воззрившегося в небо подобно каменным бабам с острова Пасхи. По сохранившейся издавна легенде, индеец, когда-то похороненный здесь, был из племени пиантиков. Его большая семья состояла из коренных жителей этой чудесной местности; все его предки когда-то охотились и рыбачили здесь, живя в простецких вигвамах, раскинувшихся на холмах и в лесу.
