Такой «кучности стрельбы», что выдалась Шаталову и Елисееву, до них не переживал ни один космонавт Центра подготовки: за два с половиной года — три успешных космических старта! На «Союзе-10», как бы дублером Елисеева, взлетел инженер-исследователь Рукавишников. Чтобы заслужить право на полет с профессионалами, Николаю потребовались исключительные человеческие и деловые качества.
Рукавишникова отличали: эмоционально-волевая устойчивость, ясный аналитический ум, прекрасное знание электроники, физическая выносливость, способность мгновенно реагировать на сиюминутное изменение полетной обстановки. Такие изменения в космосе — не редкость. Они предсказуемы.
Незадолго до старта «Союза-10» первенец в семье Рукавишниковых, тоже Николай Николаевич, обратился к отцу с вопросом:
— Папа, а ты смог бы быть космонавтом?
— Наверное, смог бы, — уклончиво ответил отец.
— Ну, тогда стань им! — продолжил диалог сынишка. — Когда я вырасту, то обязательно полечу к звездам, как Юрий Гагарин!
Откуда было знать парнишке, что его отец уже готовится в Звездном к своему первому космическому старту, чтобы в невесомости, на околоземной орбите испытать новейшие физические приборы. Но самое главное, экипажу предстояло испытать системы поиска, сближения и сцепки их корабля с орбитальной станцией «Салют». От этого полета зависело выполнение большой и сложной программы космических исследований. Дружный экипаж успешно справился со сложной задачей.
Через год с небольшим, в конце июля семьдесят первого, — третий старт. Во избежание повторного разгрома пускового комплекса, баллистики предусмотрели «заваливание ракеты» по тонгажу в самом начале полета. Но последовал новый качественный сбой — с девятой секунды началось вращение носителя вокруг продольной оси. Когда угол поворота превысил десять градусов, автоматика отключила двигательную установку.
Новые доработки затянулись аж на полтора года. Проверки бортовых систем следовали одна за другой, стали бесконечными. Дефектные узлы и детали безжалостно заменялись новыми, многократно проверенными на работоспособность.
Но и четвертый пуск 23 декабря семьдесят второго не привел к успеху. На сто седьмой секунде полета начались продольные колебания ракеты с возрастающей амплитудой… Двигательной установке первой ступени оставалось отработать еще сорок три секунды… Превысив прочностные характеристики, металлическая громадина начала разрушаться. Многочисленные повреждения трубопроводов и самих топливных баков привели к сильному пожару и взрыву конструкции.
Это был конец для Н-1… Прислушавшись к рекомендациям головного института, Кузнецов приступил к модернизации двигателя, оценив все преимущества многоразовой конструкции. В течение года был изготовлен и прошел огневую проверку первый отечественный ЖРД фактически в многоразовом исполнении. К пятому пуску все двигатели были доведены. В необходимости такой же модернизации ступеней убедить главного конструктора Мишина не удалось. Исчерпав кредит доверия после четырех аварийных пусков, правительство закрыло «Лунный проект».
2
Юрий стремился жить активно. Строил смелые жизненные планы. Время для него летело стремительно. После гибели Комарова пилотируемых полетов не было, но Юрий упорно готовился к своему, очередному, он ведь являлся дублером у Владимира. На другой день после защиты дипломного проекта в инженерной академии имени Жуковского, 18 февраля, Гагарин, выступая перед коллективом сотрудников газеты «Известия», на вопрос: «Когда вы снова полетите в космос?», ответил: «Обязательно полечу! Я не мыслю себе жизни без авиации, без полетов, без космоса!» Это была правда.
На рассвете 2 марта, как член Государственной комиссии, Юрий улетел на Байконур для участия в запуске автоматических «Зондов». Он поднялся в салон транспортника, поздоровался с экипажем, попросил разрешения у командира о занятии правого пилотского кресла. Надевая шлемофон и поудобнее усаживаясь на место второго летчика, Гагарин, с блеском в глазах, сказал:
— Как прекрасна наша профессия! Хочу летать и летать. Вернусь с космодрома — буду много летать. Разрешение получено!
С утра 6 марта у Юрия — особая работа. Он прихватил на космодром верстку книги «Психология и космос», написанную совместно с профессором Лебедевым. Это было, по существу, первое в мире исследование, соединившее в себе взгляды на актуальную проблему космонавта и ученого. Юрий пообещал вернуть верстку в издательство «Молодая Гвардия» в конце месяца и старался сдержать слово, используя каждое «окно» в работе.
Конец первой декады марта у Гагарина всегда был в особом почете. Как-никак женский праздник и рядом его день рождения. Он позвонил в Звездный, поговорил с дочерьми, потом с Валюшей, которая находилась в это время в больнице. Ближе к полудню отправил телеграммы матери и сестре в Гжатск. Прямо с почты позвонил в Звездный и поздравил с праздником Валентину Терешкову, первого коллегу из женской группы, которую с первого знакомства особо опекал Главный конструктор.
Вечером 10 марта Юрий вернулся домой. Позвонил жене в Москву, пообещал на другой день приехать. Потом допоздна читал Лене и Галочке интересную книжку Чуковского. Когда дочери улеглись спать, заместитель начальника Центра подготовки космонавтов разобрал накопившуюся за время отсутствия почту, изучил предстоящие летные упражнения.
В погожее утро 13 марта Гагарин занял наконец пилотское кресло в «спарке». Налет составил в этот день почти два часа. Он совершил несколько полетов по кругу, а закончил упражнение контрольным полетом в закрытой кабине. Инструктор Александр Устенко, опытный летчик, особенно придирчиво проверял технику пилотирования, ведь Юрию предстоял вскоре самостоятельный полет. Но полковник Гагарин работал четко и грамотно. Упражнения выполнял с изяществом.
Летный порыв Гагарина пытался сдержать генерал Каманин. «Главный куратор» космонавтов от командования ВВС был обеспокоен высоким темпом учебных полетов. 23 марта Николай Петрович пригласил к себе Гагарина на беседу.
— Я тоже летчик, Юрий Алексеевич, и отлично понимаю твое стремление быть в надлежащей форме, — доброжелательность и забота сквозили в голосе уважаемого наставника. — Но меня тревожит набранный тобой темп. Три летных дня в неделю — это очень много. Возможны перегрузки.
— На то мы и космонавты, Николай Петрович, чтобы выдерживать любые перегрузки, — улыбнулся в ответ Гагарин. — Заказано ведь десять «Союзов», и мы обязаны научить их летать. Этому учил нас Сергей Павлович.
Тут генерал Каманин понял, что уговорами ничего от Юрия не добиться, и переменил тему разговора:
— Как чувствует себя Валентина? Когда ты встречался с женой в последний раз?
— Вчера встречался, Николай Петрович. Чувствует она себя получше, на следующей неделе собирается вернуться домой, — четко, по-военному, доложил Гагарин.
— Ты с кем-нибудь из медперсонала уже разговаривал о дальнейшем лечении жены? Может, ей полезней съездить на пару месяцев в Крым? Там уже совсем тепло.
