— Они потеряли троих, — крикнула ему на ухо Река, которая вместе с ним заползла под брюхо вагона.
Маус выполз из-под поезда и по-пластунски преодолел полосу гравия. Река последовала за ним. Они с ней контролировали свою сторону состава, но он надеялся, что кто-нибудь, например, тот же Симон, возьмет на себя цели на другой стороне. Пулемет продолжал поливать насыпь огнем, было слышно, как пули впиваются в стенки вагонов.
— Мы недооценили наших товарищей, — произнес Гискес, — я имею в виду евреев. Кем бы они ни были.
Он привалился к крутому склону железнодорожной насыпи. Языки пламени горящего грузовика освещали лишь хвост поезда. Время от времени тишину ночи нарушал одинокий выстрел, но по большей части обе стороны прекратили перестрелку, после того как они с Пройссом были вынуждены отвести своих людей на сто метров назад.
Гискес напихал под мундир бинтов из походной аптечки, и все равно по его боку расплылось темное пятно, хорошо заметное даже в тусклом лунном свете. Голос абверовца звучал устало.
— Сильно задело? — спросил Пройсс, кивком головы указав на окровавленный бок Гискеса.
— Ничего особенного, не смертельно. Но эти диверсанты, эти евреи, откуда у них столько оружия, скажите, Пройсс? Они стреляют в нас, чтобы выиграть время, чтобы дать своим возможность уйти. Они охраняют их отступление, помогают дойти до моря.
У Пройсса на сей счет имелись сомнения. Кремпель прошел по колено в воде по польдеру, пытаясь выяснить, можно ли уйти через поле, и вернулся назад, ведя за собой на два человека меньше. Оба получили по пуле и захлебнулись водой. По крайней мере если верить Кремпелю. Кстати, когда шарфюрер докладывал ситуацию, он весь трясся.
— Сколько вы потеряли людей? — спросил Гискес и поморщился от боли.
— Двоих, — ответил Пройсс.
— Плюс трое моих. Один погиб, двое сгорели.
— И что нам теперь делать? — спросил Пройсс, произведя в уме подсчеты. Их осталось всего шестнадцать человек.
Гискес пожал плечами.
— Перегруппироваться и попробовать еще раз. Я поведу своих людей вдоль насыпи справа от состава, вы — слева. Пулеметный огонь по бандитам можно будет вести и отсюда.
— Может, нам лучше переждать? — предложил Пройсс. — Скоро сюда должна прибыть рота орпо. А это еще как минимум восемьдесят человек.
— А если евреи за это время сядут в лодки и уплывут?
Гискес был прав. Пройсса отнюдь не вдохновляла перспектива брести под пулями по колено в воде, но голос Науманна продолжал звучать в его голове и помог собрать последние остатки храбрости. Пройсс кивнул.
— Сейчас я приведу своих людей, — сказал он и пополз искать Кремпеля.
Наконец немцы прекратили стрелять и отошли в темноту. Маус позволил себе слегка расслабиться. Каждая минута тишины на циферблате его часов для других была минутой, приближающей их к морю.
— Леонард, — прошептала Река, и он подумал, что она снова услышала какой-то шум посреди залитого водой польдера рядом с насыпью. Он прислушался, но ничего не услышал.
— Воздушный на… — вот и все, что она успела сказать, потому что уже в следующее мгновение разразилась катастрофа.
Вдоль путей, в направлении Эйтхейзена и немцев, он увидел, как в небе что-то мигает огнями — зеленые вспышки, словно кто-то снова и снова чиркает спичками. А в следующее мгновение у них над головами пророкотал двойным мотором самолет, но только не крошечный «шторьх», а машина раза в три больше, поблескивавшая в лунном свете пропеллером. И в этот самый миг тишину ночи нарушил, нет, не свист пуль, а взрыв бомбы. Последний вагон поезда взлетел в воздух фонтаном обломков, которые потом обрушились на землю на расстоянии ста ярдов от места взрыва дождем осколков, впиваясь в насыпь, вырывая в гравии воронки размером с суповую тарелку. И так от хвоста поезда до самой его головы.
Маус притянул к себе Реку и, подмяв под себя, обнял и накрыл своим телом. Он навалился на нее и прижал к земле всем своим весом, словно хотел вдавить куда-то под насыпь, где бы ей ничего не грозило.
Затем стук обломков дерева и гравия по его спине прекратился, и когда он осмелился посмотреть вверх, рядом с поваленным немецким грузовиком расцвели огненные цветы — кто-то вел пулеметный обстрел путей и насыпи.
Маус не был солдатом, однако ему было понятно, что им ни за что не удержать немцев в этом месте, ведь теперь у врага есть самолет, который ведет с воздуха обстрел железнодорожного состава. Им ничего не остается, как бросить поезд и уйти, раствориться в темноте и попытаться удержать немцев уже на новых позициях.
Схватив Реку за руку, Маус рывком поднял ее с земли, после чего, пригибаясь как можно ниже, двинулся вдоль путей, крича на ходу другим, чтобы они бежали к воде. Он собрал всех, кто был в состоянии передвигаться, и зашагал дальше.
Он остановился всего один раз, рядом с локомотивом. Изрешеченный пулями, тот истекал паром и темным машинным маслом, выливавшимся сквозь многочисленные дыры в его черных боках, оставленные немецким самолетом. Попросив Реку подождать, Маус взял камень и принялся скрести им по черной краске.
От Ваддензее их отделяла лишь дамба. Она высилась у них за спиной, единственный участок сухой земли рядом с железнодорожной насыпью без рельсов, которая тянулась в двадцати метрах левее. А позади дамбы, этой странной возвышенности посреди плоского польдера, лежал океан. Она узнала его по запаху, характерному для отлива, в котором смешались запахи влажного песка, рыбы и соли.
Река лежала почти вплотную к Леонарду. Интересно, слышно ли ему, как сильно бьется ее сердце. В одной руке у нее был револьвер, другой она сжимала руку Леонарда.
Теперь ей было понятно: он солгал ей тогда в купе, когда сказал, что не любит ее. Потому что иначе зачем он накрыл ее своим телом, зачем вжал в гравий насыпи? Теперь она знала ответ.
— Гангстер, — прошептал в темноте мужской голос, и рядом с ними на землю опустился Каген. Река еще сильнее сжала револьвер.
— Какие новости? — поинтересовался Леонард.
— Лодки пришли. Даже не верится, но они пришли, — произнес Каген, уже чуть громче. Сердце Реки пару раз с силой стукнуло о грудную клетку. Нет. Конечно, она ожидала, что Бурсма сдержит свое слово. Леонард неплохо ему заплатил и обещал дать еще. Но услышать, что по ту сторону дамбы их на самом деле ждут рыбацкие лодки — это совсем другое дело.
— Посадка уже началась?
— Еще нет. Но все собрались на берегу, рядом с рыбзаводом. Все идет отлично. Там даже сохранилась пристань. С пристани лодки заберут их как рыбный улов, — произнес Каген, но затем на мгновенье умолк. — Впрочем, есть одна проблема. Лодок всего три.
— Три? — не поверила собственным ушам Река. Даже если учесть, что половина народа из отцепленных вагонов осталась в Эйтхейзене, она с трудом представляла себе, как можно набить оставшихся лишь в три лодки.
