Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
писал в телеграммах и в письме Виттингу 22.07.40: движение следует подавить духовными силами, что вполне возможно, если речь идёт о небольшой жалкой группировке».
У нас в течение всего времени независимости считали, что Германия заинтересована в независимости Финляндии. В августе 1939 года Германия подписала с Советским Союзом часто упоминаемый Договор о ненападении, и весной и летом 1940 года в этом «браке по расчёту» ещё не было признаков разлада. Каждая из сторон спешно использовала его для того, чтобы её добыча была как можно больше. Ни о какой военной помощи нам со стороны Германии речи не было, но мы надеялись получить от неё какую-то дипломатическую и моральную поддержку в Кремле, хотя реальное значение этого было бы минимальным. Во время Зимней войны Германия твёрдо стояла на нейтральной, даже прохладной для нас позиции. Были ли в августовском договоре секретные статьи, касающиеся Финляндии, нам не было известно наверняка. Немцы, если вступали в разговор на эту тему, то заверяли, что в договоре ничего не говорится о Финляндии. Но с разных сторон поступала иная информация. Например, в Москве, в русских кругах я слышал, что Финляндия отнесена к сфере интересов Советского Союза. После размышлений над этим вопросом 15 июля я направил в Хельсинки телеграмму: «Далее следует попытаться каким-то образом выяснить, включила ли Германия в августовском договоре Финляндию в зону влияния Советского Союза, или же она заинтересована в нас. Последний важный вопрос прояснить здесь не представляется возможным, это стоит попробовать в Берлине». Четырьмя днями позднее, 19 июля 1940 года, рейхсканцлер Гитлер выступил на заседании рейхстага с уже упомянутой мною речью, в которой заявил: «Германо-советские отношения определены окончательно. Причина этого в том, что Англия и Франция, поддерживаемые определёнными малыми государствами, постоянно подталкивали Германию к агрессии в тех регионах, которые находятся вне зоны каких бы то ни было германских интересов. То они говорили о том, что Германия стремится завоевать Украину, то – войти в Финляндию. Иной раз они утверждали, что мы угрожаем Румынии, или начинали пугать нами Турцию. Поэтому в таких условиях я посчитал правильным трезво определить наши интересы именно с русскими, чтобы раз и навсегда внести ясность в понимание вопроса, что хочет видеть Германия в будущем в качестве своей зоны интересов и, наоборот, что считает Россия важным, для её существования.
На основании таких чётких разграничений обоюдных сфер интересов произошло переустройство германо-советских отношений. И всякие надежды на то, что в результате этого между нами может возникнуть напряжённость – просто детские фантазии. Ни Германия не сделала ни одного шага, который бы выходил за пределы её интересов, ни Россия. Надежды Англии на то, что она сможет с помощью какого-либо нового европейского кризиса облегчить собственное положение, если речь идёт об отношении Германии к России, являются заблуждением».
Это был ясный язык. Хотя более поздние события привели Гитлера к совершенно иной политике в отношении России, речь отражала тогдашнюю позицию Германии. Финляндия относилась к тем странам, «которые находятся вне зоны каких бы то ни было германских интересов», так говорил Гитлер. В начале августа от немцев, благожелательно относившихся к Финляндии, я услышал, что Германия не могла помочь Финляндии, хотя и хотела, так как сама «по горло» была в войне. Поэтому Финляндии надо было самой разбираться с Советским Союзом.
Выступление Гитлера в рейхстаге, хотя и не было абсолютно неожиданным, вновь показало, что в политическом отношении мы одиноки. «Речь Гитлера 19.07. была плачевной для нас», – писал я 22 июля своему министру иностранных дел. «В ней Гитлер дал ответ на мой вопрос, который я задавал в телеграмме от 15.07. Когда Гитлер говорил об отношениях Германии с Советским Союзом, то сообщил, что Финляндия относится к тем странам, к которым у Германии нет никакого интереса».
10 августа 1940 года вместе с супругой мы отправились в давно планировавшуюся поездку в Хельсинки. В Стокгольме, где я встретился с нашим посланником Васашерна, с большим вниманием следили за всем, касающимся нашей страны, были глубоко озабочены, вплоть до безнадёжности, судьбой Финляндии. Когда на следующий день мы прибыли в Хельсинки и ехали с аэродрома Малми в город, нам повстречалась колонна коммунистов, примерно две тысячи человек, которые сопровождали на кладбище коммуниста, застреленного во время демонстрации «Общества дружбы». Стрелявший был американским финном.
В Хельсинки все дни прошли в переговорах с членами правительства и маршалом Маннергеймом. Все, и в не меньшей степени Маннергейм, были встревожены политической ситуацией. Поступали тревожные сообщения, вплоть до указывающих на начало переброски российских войск в направлении Финляндии. Я высказал мнение, что в последнее время наше положение осложнилось, а присоединение к Советской России стран Балтии, Бессарабии, Западной Белоруссии и Западной Украины, а также прошедшая война с Финляндией добавили России ощущение мощи и силы. Имперские чувства охватывают и народ России. Например, в выступлениях в московских народных парках начали говорить о восстановлении прежних границ России, то есть стало явным то, о чём раньше предпочитали молчать. Наша война с Советской Россией изменила настроения в российском руководстве. У нас многие полагали, что в результате нашей войны в Кремле возникло чувство осторожного уважения по отношению к нам. Русские про себя наверняка признавали, что мы сражались хорошо, но этот «респект» в делах не проявлялся. У нас были враги в Кремле. Рассказывали, что два влиятельных члена Политбюро, а также советские военные выступали против заключения мира с Финляндией, но Сталин «протолкнул» его. После присоединения стран Балтии Советский Союз приблизился к нам. Вне всякого сомнения, в Кремле с удовольствием увидели бы у нас такое же развитие, что и в Балтии, и кое-кто в Москве наверняка полагал, что так и произойдёт. Следовало опасаться, что после событий в Балтии Советский Союз переключит своё внимание на нас. Последние статьи в «Правде» и «Известиях» о нас были плохим зна́ком. Почти каждый день они публиковали неприятные сообщения ТАСС, особенно об «Обществе дружбы». Недобрыми были угрозы Молотова в выступлении в Верховном Совете 1 августа 1940 года. В последнее время Молотов дважды поднимал тему «Общества дружбы» в беседах со мной. Всё это предвещало что-то плохое. За этим что-то крылось. Но нам надо было как-то жить с Советским Союзом. По крайней мере, в тот момент Советский Союз, внимание которого было обращено на юг, скорее всего хотел избежать новой войны с Финляндией, хотя и знал, что наша страна в ещё меньшей степени, чем прошлой зимой, была готова к сопротивлению. Но война, в любом случае, предполагает приведение в действие военной машины. Этого
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
