Когда мы входим, она стоит возле обеденного стола и раскладывает приборы.
– Привет, мальчики! – восклицает Амелия слишком громко. Она знает, что сегодня тот самый вечер, и я пристально на нее смотрю. Она бросает в ответ колючий взгляд, но тут же смягчается. – У нас сегодня твое любимое блюдо, Холден. Палтус на гриле. Папа на заднем дворе, надеюсь, не переусердствует.
Она подходит, чтобы поцеловать каждого из нас в щеку.
– Палтус? – Холден хмурится. – Что за повод?
– Просто так, – быстро отвечает Амелия. – Но ведь твои тетя и дядя придут, верно? Чем не идеальный повод? Повезло, что у нас нет ребрышек из той забегаловки, которую так любит Ривер.
Она игриво подталкивает меня локтем, и я облегченно вздыхаю, что она развеяла подозрения Холдена.
Пока что.
Моей сестре девятнадцать, и в моих глазах она очень хорошенькая. Не только из-за ее физической красоты, с каждым днем она все больше похожа на маму, но и потому, что она здорова. Такая же улыбчивая, как раньше. Горе все еще с нами, в каждом из нас, но теперь оно затаилось в глубине глаз.
Из кухни я вижу на заднем дворике папу в фартуке с надписью «Босс соуса».
Как и Амелия, он выглядит здоровым. Более живым. Мы втроем посещали психолога в Медицинском центре, и перемены теперь были ощутимыми. Папа вылез из своей берлоги и теперь почти каждый день проводит в автомастерской. Говорит, что больше никогда не будет ни с кем встречаться, и я не давлю на него, хотя и беспокоюсь о том, что он останется один после отъезда Амелии. Но она обещала нашему отцу проводить большую часть выходных и лета дома.
Да и мы в любое время рады видеть его у нас.
– А вот они, – восклицает папа, закрывая за собой сетчатую дверь и подходя, чтобы обнять Холдена. Он подмигивает мне через плечо – это значит, что Амелия ему проболталась. – Слышал, что к нам присоединятся твои тетя и дядя.
– Надеюсь, вы не против, Джерри. Практически без предупреждения. Как и для меня, если подумать.
– Конечно, не против, – отвечает папа. – Чем больше семья, тем веселее.
Словно по сигналу, мы слышим, как открывается входная дверь, и из прихожей зовет Беатрис.
– Эй? Я пришла.
Я ухмыляюсь, и Холден идет поприветствовать женщину, которая была ему до сегодняшнего дня единственной семьей. Когда он вернулся в Санта-Круз, она стала его первым гостем после меня. Я не был свидетелем их встречи, но Холден вернулся с опухшими и красными, но счастливыми глазами. Еще один осколок встал на место.
Холден возвращается с Беатрис, ее рука покоится на сгибе его руки.
Так, словно она вела его к алтарю.
Я обуздываю мысли, которые слишком полны опасной надежды. Холден большую часть своей жизни провел в той или иной тюрьме – в доме без любви, на Аляске, в лечебнице… Может быть, я прошу слишком многого, слишком рано.
Амелия читает по лицу мои мысли и отводит меня в сторону, пока папа приветствует Беатрис и целует ее в щеку.
– Передумал?
– Нет. Но что, если?..
– Никаких если.
– Прошел всего год…
– Год и сто жизней, – говорит Амелия. – Я же вижу. Все это видят. Как сильно вы любите друг друга… ваша любовь самая прекрасная на свете.
– Хотелось бы, чтобы мама тоже это видела.
– Она видит. – Амелия сжимает мою руку. – Она все видит.
– Ривер, meu doce menino[48], – восклицает Беатрис и подходит, чтобы погладить меня по щеке. – Ты сегодня очень красиво выглядишь, правда? – спрашивает она у всех присутствующих, прижимая руки к сердцу.
Я смеюсь и наклоняюсь поцеловать ее в щеку.
– Здравствуйте, Беатрис. Очень рад вас видеть.
Она обхватывает ладонями мое лицо.
– Meu Deus[49]. Ты только взгляни на своего мужчину! – говорит она Холдену. – Такой красивый сегодня. По какому случаю? Мой день рождения?
Я в панике смотрю на Амелию, и она тут же хватает Беатрис под руку и отводит с папой на кухню, спрашивая ее совета по поводу дикого риса.
Холден прижимается к моему плечу.
– Нет ничего лучше, чем наблюдать, как твоя семидесятилетняя тетушка пускает слюни на твоего парня.
– У нее хороший вкус.
Холден разражается смехом, который сдавленно обрывается, когда раздается звонок в дверь. Его лицо слегка бледнеет.
– Они здесь.
– Я открою!
Амелия проносится мимо нас к двери и возвращается с Маргарет и Реджинальдом. Он несет бутылку игристого сидра, а у нее букет подсолнухов. Их знакомят с папой, и они обнимаются с Беатрис, как будто это старая подруга, а не бывшая работница.
Я тянусь к коробочке в кармане. Не ожидал большой аудитории. Нервы напрягаются до предела, но затем вижу Холдена за легким разговором с улыбающимися Маргарет и Реджинальдом и понимаю, что вечер только что стал более совершенным.
Ужин подан, и мы все сидим за столом и передаем дикий рис, спаржу в топленом масле, теплые булочки, салат и палтуса на гриле, который у папы получился идеальным.
Но еда кажется мне почти безвкусной. Каждый кусочек и каждая минута приближают меня к главному моменту. Я смотрю через стол на Холдена. Он сидит между своим дядей и Беатрис. Холден ловит мой взгляд, и я почти уверен, что он изобразит какую-нибудь двусмысленность со стеблем спаржи. Но он ведет себя прилично. Немного скованно, но вполне мирно.
Хочу ли я все это испортить? Вывести его из себя? Заставить бежать к ближайшему выходу?
Я заставляю себя успокоиться, пока сам не слетел с катушек. Справа от меня Маргарет касается моего запястья и указывает на пустой стул во главе стола, напротив папы.
– Мы ждем еще одного человека?
У меня внутри все сжимается, а Амелия на мгновение склоняет голову.
– Моя жена Нэнси, мама Ривера и Амелии, умерла четыре года назад, – произносит папа. – Рак.
Холден выглядит пристыженным.
– Черт возьми, я должен был вам сказать…
– Вовсе нет, – уверяет его Маргарет. – Нам еще столько всего предстоит наверстать. Я очень сожалею о вашей утрате.
– Спасибо, – отвечает Амелия. – После ужина покажу вам несколько ее фотографий. Если хотите.
Дядя Редж улыбается.
– Конечно, с удовольствием.
Тяжелый момент проходит, и вечер наполняет теплая и проникновенная атмосфера, когда пустой стул приобретает смысл и в разговоре косвенно участвует и мама.
