Но мне кажется, что время летит с умопомрачительной скоростью. Я делаю глоток воды; у меня пересохло в горле, и не успеваю опомниться, как тарелки уже убраны. Подают кофе и приготовленный Беатрис Pé-de-moleque – квадратики арахиса с патокой. Амелия пинает меня под столом.
Я делаю глубокий вдох и начинаю вставать, но папа опережает меня.
– Обычно мы делаем это в начале трапезы, но лучше поздно, чем никогда. – Папа встает и поднимает свой стакан с водой. – За Маргарет и Реджинальда. Холден стал очень важной частью нашей семьи, и мы рады, что вы тоже здесь. За семью.
Мы все поднимаем наши бокалы. Папа с гордостью улыбается мне. За последний год у нас было много разговоров о моих отношениях с Холденом. Папе потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли, но он не был гомофобом. Он тоже считал, что у футбола есть настройки по умолчанию, и его желание видеть, как я преуспеваю в этом виде спорта, затмевало все остальное. Мое счастье с Холденом, сказал он, оказалось лучше любой победы в Суперкубке.
– Хотя я бы не отказался от одного из них, – поддразнил он.
Я улыбаюсь и смотрю, как Холден терпит, пока Беатрис чмокает его в щеку. Он окружен любовью, и я знаю, что какая-то его часть все еще сомневается, что все это реально.
Моя любовь к нему переполняет сердце и изгоняет нервозность. Я мог бы подождать еще пять лет, но зачем? Для меня никогда не будет никого, кроме него. Я знал это с самого начала. Холден может сказать мне «нет», но, по крайней мере, он никогда не задумается, временна ли моя любовь. Никогда не будет бояться, что я оставлю его или брошу на растерзание холоду.
Я прокашливаюсь и встаю.
– Я должен кое-что сказать.
Все взгляды устремлены на меня, а Амелия уже прижимает салфетку ко рту.
– Во-первых, я не силен в произнесении речей. Но сегодняшний вечер оказался лучше, чем я когда-либо мог себе представить. Реджинальд и Маргарет, спасибо за то, что вы здесь. Спасибо за то, что любите Холдена так, как он того заслуживает.
Холден опускает голову и слегка качает ею.
– Заслуживаешь, – повторяю я ему. – Малыш, ты заслуживаешь многого.
Я отодвигаю свой стул и подхожу к его стороне стола. Холден недоверчиво смотрит на меня широко раскрытыми зелеными глазами. Я опускаюсь на одно колено, и у Амелии вырывается всхлип, но она быстро его подавляет. Беатрис прижимает руки к сердцу и по ее щекам уже катятся слезы.
– Что ты делаешь? – хрипло шепчет Холден.
– Делаю все более реальным.
Я беру его за руку, горло сдавливает от слез. Мне нужно произнести эти слова, прежде чем я совсем расклеюсь.
– Я люблю тебя, Холден. Люблю твой юмор и остроумие. Люблю, что ты всегда лучше всех одет. И самый умный. Люблю, что ты без колебаний готов отдать все свое состояние тому, кого любишь. Люблю, что ты раздаешь деньги незнакомым людям. Ты прошел через ад, и мне нравится, как упорно ты борешься, каждый день. Ты многое потерял… – говорю я и знаю, что он понимает – речь о поступке его родителей, – …и я немногое могу предложить, за исключением своей фамилии. Если ты согласишься.
Я достаю коробочку из кармана куртки и открываю ее. Холден впивается взглядом в кольцо из дамасской стали с десятками изогнутых и плавных линий, вырезанных на ее поверхности, напоминающей деревянный спил.
– Ты выйдешь за меня?
Холден смотрит на кольцо, затем на меня. У меня перехватывает дыхание, и в комнате становится очень тихо.
– Да.
Он произносит это слово так тихо, что я едва его слышу. У меня дрожат руки.
– Да?..
Холден улыбается, и будь я проклят, если это не самая красивая улыбка, которую я когда-либо видел.
– Да, Ривер. Я выйду за тебя. – Мое сердце сжимается, когда он касается моей щеки, не отшучиваясь и не уклоняясь от ответа. – Я не знаю, как я жил до этого дня, – повторяет он мои слова, произнесенные год назад на том пляже.
В тот день, когда он ко мне вернулся.
У нас за спиной слышатся звуки едва сдерживаемых эмоций. Дрожащими руками я достаю кольцо из коробочки и надеваю ему на палец.
– Тяжелое, – замечает Холден, и я ожидаю шутки о наручниках или шаре на цепи. Но на его лице все та же мягкая улыбка. – Оно идеальное. Спасибо.
Его благодарность разбивает мне сердце и одновременно переполняет его. Я бросаюсь вперед и целую его, и тогда комната взрывается всхлипами и аплодисментами. Амелия прижимается к папе. Реджинальд протягивает Маргарет салфетку, а Беатрис прячет лицо в ладонях.
Я прижимаюсь лбом к Холдену, и на мгновение в мире не остается никого, кроме нас двоих. Мы целуемся и выдыхаем друг другу в губы «Я люблю тебя», и моему счастью нет конца, потому что я знаю, что Холден не только чувствует это, но и верит всем сердцем.
Мы прощаемся и строим планы на новые ужины. Еще больше времени, проведенного вместе с новой семьей, которую создали мы с Холденом. Мы возвращаемся к себе домой, ночь жаркая и душная. В прихожей я снимаю ветровку и стягиваю с себя потную футболку.
– Я весь взмок, – говорю я. – Ничего более волнительного я еще не делал.
Холден выгибает бровь.
– Думал, я скажу «нет»? – Он отмахивается от моего ответа и подходит ближе. – Сегодня вечером ты проявил храбрость, открыв свое сердце на глазах у всех.
– Ради тебя, – говорю я. – Только ради тебя.
Холден вздыхает и прижимается головой к моей груди.
– Что я тебе говорил о подобных комментариях? Вот сейчас растекусь лужицей, и от меня ничего не останется, кроме кольца. Тебе придется вытирать меня с пола возле нашей двери.
– Нашей двери, – повторяю я и крепко целую его.
Но пока пламя не разгорелось окончательно, знаменуя наше счастье, я чувствую, как между лопатками струится пот.
– Я слишком мокрый, – говорю я. – И, вероятно, воняю. Ты не против, если я быстренько искупаюсь в бассейне?
Холден наклоняется и нежно прикусывает мою нижнюю губу, а затем отпускает с опаляющим взглядом.
– Ну если очень нужно.
– Я быстро, – хрипло обещаю я и даже не утруждаюсь переодеться в плавки. Я иду на наш задний двор, раздеваюсь до трусов и ныряю. Вода прохладная по сравнению с удушающей жарой ночи, но не слишком холодная.
Я делаю несколько кругов, а затем плыву к краю, чтобы вылезти. Я погружаюсь под воду, а когда выныриваю, Холден лежит на животе на бортике, водя пальцами по воде.
– Мне нравится это кольцо, – говорит он, серебро поблескивает в сгущающихся сумерках.
– Хорошо получилось, – отзываюсь я. – Его Шайло сделала.
– Да? Теперь оно мне нравится еще больше.
– У нее талант, – говорю я. – Узор под дерево тебе очень идет.
