Порвал. Куда же власти наши смотрят? Слабая, выходит, наша власть, а?
М и т я е в. Власть наша — самая сильная, Кузякин. У тебя чуть что — власть. А мы где? Подвластные? Ведь все, что делает власть, делает нашими руками. Вот вырубили лес. А кто вырубил? Мы с тобой.
К у з я к и н. Да и не бывал я там. Что ты?
М и т я е в. А реки кто засорил? Ты, Кузякин.
К у з я к и н. Пьян ты, что ли?
М и т я е в. Мы, Кузякин, с тобой и топчем посевы, и травим реки, и губим леса. Все мы. Все доброе и худое сделано нашими руками, на наших глазах. Только мы почему-то во всем виним власть. Так, видимо, легче всего оправдать себя. А власть без нас — нуль. Ты сейчас будешь мыть кости всем, от главы государства до Ведунова и его жены, и будешь считать себя великим гражданином. Нет, Кузякин, не был ты гражданином и будешь ли, не знаю. Уж если кто из нас гражданин, то это Ведунов, Иван Павлович. Когда мы подошли к Каюрской даче, чтобы рубить ее, Иван Павлович лег под гусеницы трактора. Нам с тобой даже и не понять этого. А мы ходим да советскую власть ругаем. Вместо того чтобы помогать ей.
К у з я к и н. Дерзкий ты человек, Степка. Не зря тебя из школы вытурили.
М и т я е в. Вы только водку лопать да власть ругать.
К у з я к и н. Что он говорит? Тетушка Дарья, это он что говорит?
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. А то, что и я говорила. Ты ведь народом себя считаешь — так и не прячься за советскую-то власть.
Входит В е р а.
В е р а. Максим Петрович, сегодня день моего рождения, и я прошу вас — не ссорьтесь. (Подает ему рюмку водки.) Выпейте.
К у з я к и н. Я, дорогая Вера Игнатьевна, от выпивки шибко неловкий излаживаюсь.
В е р а. Одна-то рюмочка, Максим Петрович, только в пользу.
К у з я к и н. Ну, если что одну. (Пьет.) Супротив косорыловки тоже некорыстна, хоть и «Московской» названа. Особенной. Бывало «Пшеничной»-то пропустишь — мягко так на душе станет, тихо, а с этой звереешь вроде — прямо вот укусил бы кого-нибудь. Всякая злость всплывает в тебе, и перед глазами самые отвратные физиономии встают. Вот Роман Романович Пылаев есть у них, самый наибольшей начальник. Ух — я бы его.
В е р а. Что ты, Максим Петрович. Роман Романович очень положительный.
К у з я к и н. Вот и давайте, Вера Игнатьевна, положим его на все лопатки за наш лес, за нельму…
Входит З я б л и к-К а з а н с к и й, несет корзину, свертки.
З я б л и к-К а з а н с к и й. С днем рождения вас, Вера Игнатьевна. А это от нас, от геологов.
В е р а. Спасибо. Спасибо. Боже мой, спасибо вам.
К у з я к и н. Вера Игнатьевна, дорогая наша учительша, поднеси еще махонькую. С одной-то я навроде окривел.
В е р а. Мамаша, угости еще Максима Петровича. Выпей, Максим Петрович.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Не лишко ли будет, Максим? Шел бы домой. (Наливает рюмку и подает.) Вишь, навострился и домой не попадешь.
К у з я к и н. Богова ты старушка, тетушка Дарья. Но поперешная — упаси господи, а меня умягчила вот, и от меня худого слова не услышишь, нет. (Пьет.) Оппа, оно как проснулся. Истинный Христос, прозрел. А Пылаева, тетушка Дарья, я самолично упеку. Чтоб другим было неповадно. Подкараулю да из обоих стволов так и смажу.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Окстись, мельница. Много ли выпил, а почал молоть.
К у з я к и н. Да нет, тетушка Дарья, уж извини — подвинься. Вот сейчас пойду, заряжу ружье — только и жил ваш Пылаев. Слышите?
М и т я е в. Кузякин, ты что это разгулялся на чужом-то дворе? Семья, поди, ждет.
К у з я к и н. И ты с ними, отставной. Отойди, разнесу всех.
М и т я е в. Вишь вот, немножко подгулял и ступай домой. Проспись.
К у з я к и н. Дайте мне этого Пылаева, я отведу душу. Горит душа. Из обоих стволов шаркну по нему.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Ну покричал, и хватит. Эко ты напужал. Пойдем-ка, Максимушка. Пойдем с богом. Ну вот, идет Максим и все богачество с ним. Собака, какая лает, в жизнь не укусит.
Кузякин и Дарья Софроновна уходят в ворота.
Г а л я. Ну уж этот Кузякин. Напугал до смерти.
М и т я е в. Накипело, видать. А мужик лихой.
В е р а (спускаясь с крыльца дома). А если он и в самом деле схватится за ружье? Вы слышали? Чего ждем-то?
М и т я е в (шутя). Он непременно будет стрелять в Пылаева. И убьет. А что ты с него возьмешь — охотник.
В е р а. У меня всю неделю так нехорошо ноет сердце. Ведь надо что-то сделать, Степан Дмитриевич…
М и т я е в. Да успокойтесь вы, Вера Игнатьевна. Никого он не тронет. А надо бы вообще попугать немного.
В е р а. Ты слышала, Галя, надо-де попугать? И вот все они здесь такие. Нет, это как можно! Степан Дмитриевич, да поглядите вы за ним. Я прошу вас.
М и т я е в. Гляжу, гляжу, Вера Игнатьевна, меня Галя туда за водой посылает. (Гремя ведрами, уходит.)
Г а л я. Но где же все-таки Иван-то Павлович? Скоро уж гости начнут собираться, а хозяина нет дома. И Кузякин совсем испугал меня.
В е р а. А я, Галя, как услышала, что он взъярился на Пылаева, меня будто перешибли пополам.
Г а л я. Ну что тебе все Пылаев и Пылаев. Ивана Павловича, говорю, до сих пор нет. Что с ним? Где он? Ты подумала?
В е р а. Хватит с меня одного. А вот, кажется, он. Боже мой, его голос.
Входят П ы л а е в, К о м о в и г о с т и. К о л я с баяном. М и т я е в.
П ы л а е в. С днем рождения вас, Вера Игнатьевна.
Г о с т и. Лет до ста расти вам без старости. Еще, Вера Игнатьевна, прожить то же и год от году моложе.
К о м о в. Не верьте им, Вера Игнатьевна. По китайской мудрости, женщины не стареют, а всего лишь теряют легкомыслие.
З я б л и к-К а з а н с к и й. Друзья мои, я штатный тамада. Море слов. Коля, приглашение к столу. Дорогие товарищи, от имени нашей прекраснейшей хозяйки Веры Игнатьевны честь имею просить к столу, чтобы поднять наполненные бокалы за здоровье нашей обворожительной. Слово Роману Романовичу.
П ы л а е в. Товарищи, все мы живем затем, чтобы работать и трудом своим украшать землю. А земля еще дика, непричесана, неухожена. Мы, призванные ею в вечные работники, должны согреть и осветить ее всю, из конца в конец. Скоро мы уйдем дальше, а здесь в память о нас люди выстроят город…
З я б л и к-К а з а н с к и й. И назовут Пылаевск. Красиво, не так ли?
К о м о в. Пылаевград! Ура!
Гости кричат «ура».
Г а л я (Вере). Иван Павлович пришел. Наконец-то. Вот и хорошо.
В е р а. Вот и хорошо. Погоди, Роман еще что-то хочет сказать. Боже мой, как они его любят!
П ы л а е в. Мы перешагнули Иленьку и начали буровые работы на том берегу значительно раньше срока. Предлагаю нашу первую скважину, которую мы только что заложили, назвать Верой.
Гости кричат «ура», чокаются и пьют.
К о м о в (пьяновато). Дайте
