Книга Книга песен Бенни Ламента - Эми Хармон

– Она… мертва, – прохрипел Сэл.

– Я очень сожалею, босс, – сказал Жердяй. – Но я не нашел другого способа с этим покончить. Она сказала: вы или она.

В голосе Тони не чувствовалось ни малейшего раскаяния. Он любил моего отца и полагал, что поступил по справедливости. Сэл медленно кивнул, принимая его извинение. Затем опустил Терезу, перевернул ее на бок и, встав, разгладил смокинг и стер с рукавов капли крови, как будто только что начался дождь. Несколько секунд Сэл стоял, опустив глаза, а потом наклонился что-то подобрать. Толстяк подошел к Терезе и подхватил ее под руки. Жердяй взял ее за ноги. И оба Тони зашагали к машине с болтавшимся между ними телом. Фары так и оставались включенными, а мотор гудел. Сэл пару секунд за ними наблюдал, а потом повернулся, подошел к нам и остановился перед Эстер. Лицо дяди было забрызгано кровью, но его прическа, как всегда, осталась безупречной.

– Они по праву твои, – вложил он в руку Эстер серьги.

А затем взглянул на меня.

– Я очень сожалею, Бенито, – пробормотал он, эхом повторив слова Жердяя, но его голос прозвучал более искренне.

– У тебя будут неприятности, когда старик Рейна узнает о том, что его дочь убил твой человек, – сказал Бо Джонсон. – Ты опять все свалишь на меня, Витале?

– Нет. Я скажу ему всю правду. – Пожав плечами, Сэл перевел взгляд на Бо Джонсона. – Это его человек убил Джека. И у него тоже были вопросы. Он будет рад получить несколько ответов. Рейна любил Джека.

– Джека все любили, – сказал Бо.

– Джека все любили, – повторил Сэл.

Джека любили все, но лишь немногие любили Терезу. Правда висела в воздухе – трагичная и ужасная, и Сэлу нечего было сказать.

– Она была права, и ты это понимаешь, – добавил Бо.

Сэл приподнял бровь, ожидая продолжения.

– Это все… это все на тебе, – очертил рукой в воздухе круг Бо Джонсон. – Это ты виноват, Сальваторе Витале. Во всем. Но я тебя не убью. Сегодня ночью. И, быть может, никогда.

– И я тебя убивать не намерен, Бо Джонсон. Но видеть тебя снова не желаю. Никогда.

Это означало перемирие, если они его когда-либо вообще могли заключить. Сэл подвернул рукава и застегнул смокинг. Дядя собрался уходить.

– Ты идешь, племянник? – тихо спросил он, оглядываясь на меня.

Мани затаил дыхание, а мои руки почувствовали, как напряглась Эстер.

– Нет, дядя. Не иду.

Сэл кивнул, его рот скривился.

– Ты сознаешь, что это значит, Бенито?

– Я сознаю, что это значит, дядя.

– Не обращайся больше ко мне.

– Не буду.

– И не жди, что я буду исправлять мир, не получая от тебя ничего взамен.

– Это все на тебе, Сэл Витале. Все это. На тебе, – повторил тихо Бо. – И ты никогда не исправишь то дерьмо, которое учинил. Бенни Ламент тебе ничем не обязан. Это ты ему обязан по гроб жизни! Ты в долгу у Джека!

На какой-то миг я подумал, что Сэл взорвется, что до нарушения «перемирия» остались считаные секунды, снова разразится стрельба. Но глаза дяди скользнули по мне – мягко, примирительно. А потом он развернулся и… ушел.

Сэл не попросил прощения ни у Эстер, ни у Бо Джонсона, ни у застывших позади меня ребят. Ребят, за чьими спинами болтались музыкальные инструменты и чьи жизни изменились навсегда. Сэл выехал из переулка тем же путем, что и заехал. В длинном черном автомобиле, в котором раньше его возил повсюду отец. А с неба посыпался снег. Беззвучные хлопья кружились вокруг нас и ложились на залитый кровью асфальт. И мне вспомнилась ночь, когда умер отец. Ночь, в которую мы с Эстер вышли из студии WMCA и Эстер, празднуя нашу победу, захохотала в небо. «Вместе мы – сила! Мы в паре можем все!» – воскликнула она тогда. А потом спросила, не боялся ли я? И я признался, что боялся. И не переставал бояться с того самого дня. Никогда. Но… Я не сбежал. Не сломался. И не вступил в мафию. Я понял, где мое место…

Из запасной двери высунул голову охранник и с любопытством оглядел всех нас. Бо Джонсон все еще держал в руке пистолет, обратив его дулом в опустевший переулок, но к охраннику он стоял спиной.

– Мы запускаем всех снова в театр. Ложная тревога. Но лучше перестраховаться, чем потом жалеть, – прошепелявил охранник.

Судя по виду, он не занервничал и ничего не заподозрил.

– Спасибо за новость, приятель, – произнес Бо Джонсон теплым и тихим, даже дружелюбным голосом. – Мы сейчас придем.

Поняв, что мы не торопимся заходить, охранник подпер дверь и сказал нам обязательно закрыть ее за собой. Он присвистнул, и звук эхом разнесся по лестнице. Бо Джонсон спрятал пистолет под пальто и приблизился к Эстер. Его взгляд был полон сожаления, а кожа на лице все еще оставалась располосованной струйками недавних слез. Взяв Эстер за руку, он удержал ее в своей пятерне.

– Для меня честь познакомиться с вами, мисс Эстер Майн.

– Миссис Эстер Ламент, – поправила его шепотом Эстер. – С десяти утра сегодняшнего дня.

На ее руке сверкнуло обручальное кольцо. Мое осталось в Детройте.

– Эстер Ламент, – повторил Бо. – Что ж, мои поздравления! Вам обоим…

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Отец и дочь.

– Я не могу с тобой остаться, моя девочка, – еле слышно пробормотал Бо, и я представил, как однажды он уже произносил эти слова.

– Знаю, – ответила Эстер.

– За тобой теперь есть кому присматривать. Его отец знал свое дело. Бенни тоже справится.

– Это за ним надо присматривать, – усмехнулась Эстер. – А кто позаботится о вас, Бо Джонсон?

Бо пожал плечами и вздернул подбородок.

– Мне не привыкать выступать на ринге одному, – попытался улыбнуться он, но улыбка вышла печальной. Бо пристально оглядел всех нас – Эстер, Мани, Ли Отиса, Элвина и меня.

– Не болтайте об этом, – произнес он. – Когда-то давно я сказал то же самое Бенни. Вы можете петь все что пожелаете. Пение не доведет вас до беды. Но обо мне не трепитесь. И обо всем этом тоже. Так будет лучше. Со временем все улаживается. Даже если на это уходит целых двадцать лет.

– Но пением мы навлекли на себя массу неприятностей, – заметил Ли Отис.

И мне почему-то захотелось рассмеяться. Хотя это было не смешно. Совсем. Но смех так и подступал к моему горлу.

– Да, навлекло, – буркнул Мани, и Бо Джонсон хмыкнул.

Его смешок прозвучал раскатисто, красиво, и мой опухший нос кольнула боль, а в горле застрял ком.

– Я не могу молиться, если молчу, – возразил Элвин.

– Молитесь о чем хотите. Пойте и молитесь. Это лучший выбор, чем в свое время сделали старики Бо Джонсон и Сэл Витале.

– Элвин считает, что жестокость – это не выход, – сказал Ли Отис. – Но мы вам все равно благодарны. Мы молились за вас.