– Крух, – сказал ворон.
– Это черный шептун, – сказал Суток. – Значит, и за тобой он тоже присматривал. Конечно, он знал, что вы с Чарли связаны одной ниточкой. Он уже пел тебе твою судьбу?
– Что?
– Я забываю, что вы не знаете наших сказаний. В детстве тебе, наверное, рассказывали другие истории, потому ты ничего у него и не выспрашивала. Эта птица предсказывает судьбу, и можно выпросить у него лучшую. И еще он честно отвечает на любые вопросы.
– Типа: «О’кей. Гугл. Что ждет меня хорошего впереди?» – спросил Франц.
Птица, хитро поблескивающая черной горошиной глаза, пригнулась над веткой и каркнула:
– Крух! Ешь, мальчик, сливочные, когда предложат, и будешь рыцарем!
– Это она про грибы? – спросил Франц. После голована он уже не удивлялся говорящей птице.
– Это ты зря, – сказал Суток птице. – С этим юношей не приходится масла в огонь подливать. Он и так вполне безрассуден. Но ты же здесь не для того, чтобы нас развлечь? Так ведь, Гвилум? Это же ты? Я не ошибся?
Ворон замер на ветке. Перья на его загривке поднялись. Он выглядел обескураженным.
– Значит, я прав. Ты Гвилум, сын Брана, и я встречался с твоим братом Болдриком.
– А ты Кезик, сын пастуха Лота. Известный людям в Восточном Пределе под прозвищем Суток, – недовольно каркнула птица. – И ты противишься планам мейстера Воона. Противишься, хотя ничего не сто́ишь перед ним. Ведь он знает твое настоящее имя. Все вы, когда мальчишками поступаете на учение в Ригате, произносите свое настоящее имя ему на ухо.
Теперь выглядел смущенным Суток. Когда ворон прокаркал его имя, он даже украдкой посмотрел вокруг. Ему явно было не по себе, что птица провозгласила это.
– Сказать твоим друзьям, что значит имя Кезик? – хитро добавил ворон.
– Я противлюсь мейстеру, хотя и не могу с ним тягаться. Я не могу уйти. Ты знаешь, на что они пойдут, чтобы добиться своего? Сердце мое полно жалости… Люди не ведают, что им уготовили. А ты? Ты можешь сопротивляться, но служишь ему, – сказал чародей. – Ты здесь из-за Чарли! Что тебе приказал выполнить Воон? Скажи!
Ворон встрепенулся и скакнул в сторону на ветке.
– Не улетай, скажи! Что он может тебе сделать! Он безвестно сгинет в краю Кипаги, а если придет сюда с войском черного майры, ему будет не до тебя. И это уже будет не он.
Птица шагнула назад. Потом вперед, подняла крылья, вся взъерошилась и все же ответила:
– Он велел мне мешать Чарли. Чтобы он не стал майрой. Чтобы он разуверился в своей силе…
Суток вдруг стал очень спокойным.
– Теперь понятно… теперь все понятно. Миссия твоя теперь закончена. Ты знал, что это все пустое и ненадолго… А ты? Куда ты теперь направишься? На запад, в земли Симона?
– Мне нельзя…
– Ну что ж, без пророчества ты не улетишь. Надеюсь, оно будет не очень туманным.
Птица смотрела на них с сочувствием. Мурашки пробежали от этого взгляда по спине Чарли. Анна хотела что-то сказать, но птица уже вещала:
– За судьбой своей к лесным детям не ходите… Или судьбу у них обретете… Очерствевшие сердца скупы к состраданию. Скверно, если следует погибнуть герою, чтобы снова пробудить их к жизни…
Пропев тревожные слова, черный шептун полетел на север. Дальше от Пархима и Капертаума, в глубину великого, запретного для людей леса. Путники проводили его взглядами и пошли дальше по травяному ковру.
Через полчаса, несмотря на все впечатления, Чарли тоже почувствовал сильный голод и начал выискивать глазами шляпки грибов в пушистой траве. Прежде чем решиться их попробовать, он сорвал несколько и провел сравнительный анализ. Те, которые были бесспорно белые, он надкусил. Вкус был ничего – ореховый, чуть сладковатый, но сами грибы не очень сытные. Идти, правда, все равно стало полегче.
Плоскогорье стало медленно снижаться. Верхушки деревьев нижнего леса теперь были вровень с глазами путников и становились с каждой минутой все выше.
Франц, который так и шел замыкающим, вдруг привлек их внимание свистом.
– Что-то там есть среди деревьев, – сказал он. – И трава примята. Видите?
Действительно, чуть в стороне можно было увидеть, что здесь прошел человек или зверь. Как давно – неизвестно. Чарли пожалел, что не умеет определять такие вещи.
Суток остановился и молча направил в сторону деревьев посох. Он стоял так довольно долго. Несколько минут.
– Ну что там? – спросил нетерпеливо Франц.
– Хижина, – ответил Суток, – жилая…
– Ну, может, нам удастся раздобыть еды. Нельзя же целый день на пустой желудок пилить по просторам сказки.
Франц пошел вперед. За ним Анна. Она непроизвольно дотронулась до кобуры на поясе ладонью. Чарли сжал посох. Он не решался попробовать опять им воспользоваться. Хотя очень хотелось после признания шептуна. А если и теперь окажется, что он не чувствует силы… Сомнения шевелились на дне его души скользкими змеями. Лучше он попробует это после…
Они вышли на небольшую прогалину. Здесь росло несколько молодых вязов. На их нижних ветвях была закреплена клеть из бревен, и на ней сооружена небольшая хатка. Чтобы подняться к ее двери, нужно было пройти по тонким гибким жердям. Крыльцо находилось в двух метрах над землей. Из соломенной крыши торчала печная труба. Дым из нее не шел, но запах вокруг был жилой, духовитый. За хатой виднелся серый сарайчик. Стоял стожок сена, подпертый жердями. Под молодым дубком был вбит колышек, и на привязи ходил черно-белый козлик.
– Это их береттейский дом? – спросил Франц.
– Береттеи любят жить на деревьях. Может быть, это дом какого-нибудь отшельника. Или беглеца от правосудия Фюргартов.
Скорый на решения Франц вскарабкался на один из вязов, залез на ветку и заглянул в проем, заменяющий в хижине окно. Плетеная створка на нем была поднята и подвязана.
– Никого нет, – сказал паренек. – Печь, лежанка, сундук…
Он спустился на высокое крыльцо. Взялся рукой за ручку.
– А здесь что написано? – обернулся он к чародею, указывая на закорючки, нанесенные чем-то красным над дверью.
– Что-то вроде приветствия.
Франц больше не колебался. Он распахнул дверь в жилище и исчез внутри.
Подождав минуту, Анна поднялась по ветвям-ступеням и забралась на крыльцо. В хижину она входила с пистолетом в руке. Суток с сомнением помотал головой и тоже стал взбираться. Последним наверх поднялся Чарли, чародей протянул ему руку. На пороге они остановились и осмотрелись.
Жилище выглядело обжитым. Как и сказал Франц, здесь была простая кровать, полки в углу с какой-то посудой, горшочками. Сундук, расписанный птицами и кошками. Но главное место в избе было отведено большой печи с огромным черным зевом горнила. Она занимала половину всей комнаты. Возле печки лежали дрова и нарезанный пластами торф. Стояло несколько ухватов. На шестке перед горнилом чернел большой пузатый чугунок. Пахло чем-то кислым.
