Сил у меня нет, поэтому мне приходится ползти к ним с Тоддом, и я ползу — мимо Ангаррад, которая тревожно переступает с ноги на ногу и твердит снова и снова: Жеребенок, жеребенок, жеребенок.
Я заставляю себя заглянуть в лицо Тодда. в его по- прежнему открытые глаза.
Он отвечает не сразу, сперва наклоняется вплотную к лицу Тодда, потом опускает глаза на его грудь, засыпанную снегом…
— Что. Бен? Что?
Он вскидывает голову.
Удивленно моргая, я прислушиваюсь к собственному дыханию, грохоту волн, плачу Ангаррад. Шуму Бена…
Бен снова поднимает голову.
Виола, я слышу Тодда.
— Я его слышу! — кричит он, поднимая тело Тодда в воздух. — Я слышу его голос!
ПРИБЫТИЕ
— «А в воздухе стоит какая-то странная стужа, сынок, — читаю я вслух, — и я имею в виду не только наступление зимы. Меня пугает будущее».
Я перевожу взгляд на Тодда. Он все так же лежит, не мигая, не шевелясь.
Но время от времени его Шум раскрывается, и на поверхность всплывают воспоминания: о нашей первой встрече с Хильди или о Бене с Киллианом: Тодд в них еще совсем маленький, его Шум сияет от счастья, ведь они втроем идут рыбачить на болото рядом с Прентисстауном…
Тогда мое сердце наполняется надеждой и начинает биться чуть быстрей…
Но потом его Шум снова стихает…
Вздохнув, я откидываюсь на спинку сооруженного спэкпами стула, стоящего под поставленной спэклами палаткой, возле разведенного спэклами костра, рядом с каменным ложем, на котором все эти дни покоится Тодд.
Его обожженная грудь намазана лечебным снадобьем спэклов.
И она заживает.
А мы ждем.
Мы ждем.
И надеемся, что он к нам вернется.
Снаружи плотным кольцом стоят спэклы. их Шум образует подобие щита. «Конец Всех Троп» — так называет это место Бен; здесь он спал долгие месяцы, пока заживала его рана, долгие месяцы на грани жизни и смерти. Пуля убила бы его. если бы не спэклы.
Но Тодд умер. Я была уверена в этом тогда и уверена сейчас.
Он умирал на моих глазах, на моих руках — вспоминать об этом так больно, что лучше не буду…
Но Бен засыпал грудь Тодда снегом и быстро остудил страшные ожоги, которые парализовали его, остудил уже и так холодного Тодда, изнуренного долгой схваткой с мэром. Бен говорит, что Тодд просто привык скрывать свой Шум, а от холода и боли он окончательно заглох, но сам Тодд не умер, нет…
Однако я считаю иначе.
Тодд покинул нас, пусть и не хотел. Он держался до последнего, сколько мог, но потом все же покинул нас.
Я видела, как он уходил.
Но, быть может, он не успел уйти далеко.
Может, мы с Беном его удержали, не дали ему сделать последний шаг.
И когда-нибудь он к нам вернется.
Устала?- спрашивает Бен, входя в палатку.
— Да нет, все нормально, — отвечаю я, убирая дневник, который читаю Тодду вот уже несколько недель, надеясь, что он меня слышит.
Надеясь, что он придет ко мне из того неведомого края, куда ушел.
Как у него дела? — Бен подходит к Тодду и кладет руку ему на запястье.
— По-прежнему.
Он поворачивается ко мне:
— Тодд вернется, Виола. Непременно.
— Надеюсь.
— Я же вернулся. Хотя меня даже звать было некому, а у Тодда есть ты.
Я отворачиваюсь:
— Ты вернулся другим.
1017-й предложил лечить Тодда в Конце Всех Троп, и Бен сразу согласился. А поскольку Нью-Прентисстаун превратился в новое озеро у подножия водопада, и единственной альтернативой было держать Тодда в тесной палате на борту корабля-разведчика (за последний вариант горячо выступала госпожа Лоусон — она теперь заправляет почти всеми делами, которые не перепоручает Уилфу и Ли), я тоже неохотно согласилась.
Бен кивает и переводит взгляд на Тодда.
Возможно, он тоже изменится. Но я вообще-то не жа-луюсь.
Все эти дни я внимательно наблюдаю за Беном и задаюсь вопросом: неужели это — будущее Нового света, будущее всех мужчин, которым рано или поздно придется полностью открыть себя голосу планеты, сохранив свою личность, но при этом впустить в нее личности всех остальных и по собственной воле слиться со спэклами. слиться с окружающим миром?
