Джинни посветлела лицом.
– Хорошо, сэр, спасибо. Насколько я… насколько мне…
– Насколько тебе известно. Надеюсь, время быстро пролетит для вас обоих.
– Спасибо, сэр.
Джинни, все еще красная от смущения, присела в реверансе и пошла дальше.
– Фрэнсис, вы совсем не уделяете внимания вашей крестнице, – заметила Рут, которой не понравилось, что он начал изображать из себя благодушного сквайра. – Малышка, наверное, уже соскучилась. Уверена, она не прочь сделать глоточек канарского.
– Говорят, все простолюдины растят своих детей на джине, – вставила Пейшенс Тиг. – И не находят в этом ничего дурного. Я недавно читала, сколько миллионов галлонов джина они выпили в прошлом году. Вот только забыла, сколько именно.
– Но не всё же выпили дети, – возразил Тренеглос.
– Не сомневаюсь, что они порой для разнообразия пьют эль, – сказала Пейшенс.
Все это время Том Карн, хоть и не слышал, о чем идет разговор, наблюдал за их компанией. Потом он вперил свой взгляд в миссис Карн и произнес:
– Жена, здесь забыли Господа, это не место для невинного дитяти. И таких людей негоже пускать на крестины. Женщины все развратницы, в срамных платьях. Между ними ходят самодовольные щеголи, пьют, паясничают. Даже хуже, чем в Труро.
Его супруга передернула плечами. Она была убеждена в том, что им стоит остаться, и вообще была настроена менее воинственно.
– Мы должны молиться за них, Том. Молиться за них всех и за твою дочь тоже. И тогда, возможно, придет день, и они прозреют.
Джулия все не унималась, и Демельза, извинившись, унесла малышку в дом. Она была в отчаянии.
Бедняжка понимала, что теперь, чем бы ни закончился этот день, она уже потерпела поражение. Ее прием даст богатую пищу для сплетен. Ну и пусть. Тут уже ничем не поможешь. Она пыталась стать одной из них, но не смогла. Больше не стоит и пробовать. А теперь пусть они все уходят, пусть все поскорее закончится, и она наконец останется одна.
Спустя несколько минут после ухода Демельзы Рут удалось незаметно подвести свою компанию ближе к Карнам, так, чтобы оказаться в пределах слышимости.
– Лично я предпочитаю исключительно крепкие напитки, – сказала она. – Мне по душе портвейн и бренди с богатым ароматом, а кислятину я не пью. Вы разделяете мой вкус, Фрэнсис?
– Вы напоминаете мне тетушку Агату, – ответил Фрэнсис. – Ну просто воплощение женщины свободных взглядов.
И эта реплика тоже была встречена дружным смехом, только на сей раз смеялись над Рут. Когда компания проходила мимо Тома Карна, он встал у них на пути и оказался лицом к лицу с Рут.
– И кто же из вас будет крестным дитяти?
Фрэнсис слегка поклонился:
– Я.
Разыгравшийся ветер приподнимал фалды его фрака, и со спины он чем-то напоминал сатира.
Том Карн смерил Фрэнсиса взглядом:
– И по какому же праву?
– Что, простите?
– По какому праву вы будете для дитяти примером добродетели?
Накануне Фрэнсис выиграл приличную сумму в фараон и теперь пребывал в благодушном расположении духа.
– Да по такому, что меня пригласили родители девочки.
– Пригласили? Ну что ж, они-то, может, и пригласили. Но спасены ли вы?
– Спасен ли я? – не понял Фрэнсис.
– Вот именно.
– От чего спасен?
– От дьявола и геенны огненной.
– Насчет этого мы не в курсе, – загоготал Джон Тренеглос.
– И это ваша вина, мистер, – назидательно сказал Карн. – Кто не внемлет Господу, внемлет дьяволу. Человек служит либо одному из них, либо другому. Не бывает серединки на половинку. Или в рай с ангелами, или же прямиком в геенну огненную!
– Да у нас тут проповедник, – заметил Джордж Уорлегган.
Миссис Карн потянула супруга за рукав. Она всегда исповедовала презрение к знати, но ее чувства не были столь же искренними, как у мужа. Миссис Карн понимала, что за стенами их молельного дома миром правят именно эти люди.
– Уймись, Том, – сказала она. – Оставь их. Они в долине тьмы и не видят света.
Росс, который ушел в дом, чтобы как-то приободрить Демельзу, теперь снова появился на пороге. Ветер начал усиливаться. Росс заметил, что между гостями назревает ссора, и сразу направился в их сторону.
Карн отмахнулся от супруги.
– Четыре года назад, – громко, так что его голос разнесся по всему саду, провозгласил он, – я и сам был грешником перед лицом Господа и служил дьяволу, предаваясь распутству и пьянству. Хуже того, от меня несло серой, и я шел прямой дорогой в ад. Но Господь открыл мне глаза и указал путь к спасению, свету и вечному блаженству. А тот, кто не принимает милость Господа и живет во грехе, не может отвечать перед Создателем за дитя бессловесное.
– Надеюсь, эта отповедь вполне вас удовлетворила, Фрэнсис, – едко заметила Рут.
Но Фрэнсис не желал поддаваться на провокации.
– Я, в свою очередь, несколько озадачен столь категоричным делением на овец и козлищ, хотя мне известно, что люди вашего склада склонны к подобным инсинуациям, – сказал он, обращаясь к Карну. – В чем, по-вашему, различие между нами? Разве мы оба не из той же плоти и крови? Так почему, спрашивается, после смерти вам будет даровано Царствие Небесное, а я отправлюсь прямиком в ад? Кто сказал, что вы более ревностный поборник веры, чем я? Мне действительно интересно. Вы сказали, что вы спасены, а я – нет. Но это всего лишь слова. А где доказательства? Что мешает мне заявить, что я – великий визирь и хранитель семи печатей? Я тоже могу бегать по округе и кричать, будто спасен и мне уготовано Царствие Небесное, а вам – вечное проклятие.
Джон Тренеглос разразился хохотом, а благочестивая физиономия Карна от злости покрылась багровыми пятнами.
Миссис Карн снова потянула мужа за рукав:
– Оставь их. Это сам дьявол искушает тебя, хочет, чтобы ты ввязался в пустой спор.
Гостей словно магнитом притягивало со всех сторон к шумной компании.
Росс подошел и встал у них за спиной.
– Ветер поднимается, – сказал он. – Дамам лучше уйти в дом. Фрэнсис, не поможешь тетушке Агате?
Росс указал в сторону старой леди, которая покинула свое место у окна и, повинуясь врожденному чутью на неприятности, без посторонней помощи ковыляла через лужайку к саду.
– Я и не стану продолжать столь нечестивый разговор, – произнес Карн и в упор посмотрел на Рут. – Прикройте свою грудь, женщина. Сие постыдно и грешно. В былые времена женщин и за меньшие прегрешения пороли на улице.
Повисла гнетущая пауза.
– Какая наглость! – возмутилась Рут. – Если кого-то и следует выпороть, так это вас. Джон! Ты слышал, что он сказал?
