Книга Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - Яцек Комуда

След вел его к стенам славного города Парижа, выстроенным ста годами ранее, Карлом V. В конце концов Вийон оказался у городского рва, неподалеку от ворот. Издалека видел он над стенами четыре остроконечных башенки и стройный шпиль донжона Тампль, старого замка тамплиеров, в котором нынче, спустя век после того, как Жак де Моле сгорел на костре, располагались родосские кавалеры – лишь тень той силы, коей некогда обладал орден Рыцарей Креста.

Ров пересох. В этом году царила жара, и поэтому вода, вонючая от мусора и разлагающихся трупов, превратилась в трясину, покрытую ряской, грязью и гниющими объедками. Вийон не раздумывая соскользнул по склону вниз и перебрался через вонючее болото. Прямо перед собой на стене увидел кровавый след… Потом еще один. Все они вели вдоль куртины к одной из башен. След обрывался у ее основания. Но быстрый глаз вора приметил, что рядом с последним пятном крови видна щель. Он осторожно просунул туда клинок, и, когда нажал, кусок стены отошел, открывая узкий проход.

Вийон вошел внутрь. Не знал, что увидит в башне. Легион дьяволов? А может, Петра Крутиворота и его помощников с топорами в руках? За узкой остроконечной аркой была лестница, круто уходящая вверх. Поэт поплотнее запахнул плащ и зашагал по ступенькам.

Первое лицо он увидал между этажами. Оно смотрело на Вийона каменным взглядом. Было это лицо молодой женщины, с венцом кос, уложенных вокруг головы. Лицо гордое и бледное, с высоким лбом и полными губами, обещавшими роскошь поцелуев.

А потом лиц становилось все больше. Смотрели со стен, грозно взирали с потолка, провожали взглядами, пока он восходил к тайне, что ждала его на вершине. Лица были разные, как бывают разными люди в большом городе. Старые и молодые. Глупые и умные. Искаженные безумием, возбужденные от гнева, ярости и плохо скрытой похоти. Но ни одно не казалось лицом трупа. Всех их оживил талант неизвестного резчика. Задыхаясь и обливаясь потом, поэт добрался наконец до последнего этажа. Встал перед завесой из тонкой кожи. Сжал ладонь на баселарде.

Это была комната на вершине башни. С подоконников узких бойниц взлетели вороны. Огромная их стая обсела было все щели башни. Теперь птицы с шумом летали вокруг нее.

Лица смотрели на него отовсюду. Были их сотни, тысячи. Вмурованы они были повсюду: в потолок, в кирпичные пилястры и ребра на стенах, в арку двери и даже в каменный пол. Вийон поймал вдохновенный взгляд мастера Леве, склонившегося над новой книгой. Невинный взгляд Колетт, безбожный – жака, взгляды шлюхи, священника, рыцаря… Глаза всех убитых Дьяволом… Возможно, он убивал давно, долгие годы, а последние жертвы были лишь началом конца, увенчанием Аллегории Вознесения.

Посредине комнаты стояло несколько каменных блоков. И незаконченная статуя, изображавшая человека в оборванном плаще, с мечом и стилетом у пояса. У скульптуры не было головы. Рядом стояла лохань с застывшей известью. Дальше – свечи и зеркало да пентаграмма, выведенная мелом на полу. Под стеной Вийон заметил ложе с разбросанной, сбитой постелью. Ему показалось, что на ней еще виден абрис двух обнаженных сплетенных тел, мужчины и женщины. А неподалеку от поэта стоял крепкий дубовый стол, на котором валялись молотки, долота, кусачки и какие-то листки бумаги.

А подле стола…

Подле стола, опершись подбородком о столешницу, обернувшись к нему спиной, застыл широкоплечий мужчина в кожаном кубраке. Петр Крутиворот.

Он не двигался.

Вийон осторожно прибизился сбоку, обошел палача, держа в одной вытянутой руке обнаженный баселард, в другой – чинкуэду. Когда увидел лицо мучителя, опустил оружие.

Петр Крутиворот был мертв. Смотрел куда-то в пространство широко раскрытыми глазами, а из груди его торчал острый итальянский стилет.

Вийон догадался, что случилось. Раненый палач зашел в комнату, а тут его ждал некто, воткнувший стилет прямо в сердце и сбежавший, оставив новую загадку.

Убийц было двое.

На столе лежали бумаги. Большой лист пергамента, прижатый железной маской. Железная маска. Череп, который надевают на голову. Поэт поднес маску к лицу. Попытался взглянуть сквозь вырезанные отверстия. Внутри пахло воском. У Вийона вдруг подкосились ноги. Он уже знал, ощущал, что должны были чувствовать жертвы, когда из них уходила жизнь. Внезапно он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Кто-то, кто сейчас защелкнет маску у него на лице!

Он отбросил череп прочь и развернулся на пятках. Маска с лязгом покатилась по полу. А позади него… Позади него никого не было.

С помощью этого устройства делались слепки лиц! Он сразу понял, отчего у жертв были синие лица. Расправившись с жертвой, убийца надевал на труп железный шлем и вливал воск, чтобы снять посмертную маску… Но зачем? Почему?

Он взглянул на лица, смотревшие на него со стен и из углов зала. Неужели Дьявол убивал, чтобы украсить свою мастерскую? Нет, это бессмысленно.

Под маской что-то лежало. Пергамент, по которому вились линии, переплетались, образуя розетки и сложные конструкции. Только спустя какое-то время, когда глаза его привыкли к трепещущему свету факела, он понял.

Это был план. План собора.

Храм стремился ввысь, большой и величественный. С двумя большими башнями и одной маленькой сигнатуркой на пересечении нефа и трансепта. Огромные дуги окон соединялись вверху, под облаками, а стройность их форм подчеркивали стильные розетки и разноцветные витражи, напоминавшие глаза, глядящие во все стороны света. Огромные колонны тянулись к остроконечным крышам, украшенным целыми рядами маскаронов и ощеривших зубы горгулий, карнизами и башенками.

Собор… Еще одна загадка, которую предстояло разгадать.

Настоящий убийца убил своего помощника – палача, который провалил засаду в подземельях Монфокона, и оставил для поэта головоломку. Вийон заметил в углу лестницу, ведущую на крышу. Взобрался по ней и оказался на узкой кладке, опоясывающей шпиль башни. Выглянул с балкона на ночной Париж, освещенный лунным светом. На город грязи, нечистот, злобных толп, нищих, бедности и шелков, говна и золота и вшивых мазанок. Небо над его головой было бездной, освещенной лишь луной: далекой, нереальной и недостижимой, словно Ультима Туле. Внизу, под ногами поэта, за убегающими вниз террасами и контрфорсами башни, виднелись высокие шпили замка Тампль, а за ними – островерхие крыши домов, лабиринты улочек, что заканчивались у Сены, подле домов у мостов, ведущих на остров Сите и к собору Парижской Богоматери.