И он, отвергнутый собственной семьёй, лишённый всего, обрёл новую семью – братьев-рыцарей, увидел, столь необходимую в жизни каждого цель! Смирение, чистота и спасение души, вместе с воинственностью во Славу Христа, так отвечали его желаниям и стремлениям, что он жадно впитывал все наставления, уже твёрдо решив стать монахом-рыцарем.
Настал день, когда командор тамплиеров в Португалии Гонсалу Мартинеш, обратился к братьям монастыря Конвенту-де-Кришту:
– Братия, есть ли среди вас тот, кому что-либо известно, нечто могущее помешать ему, – жест руки, в сторону смиренно стоявшего на коленях, сложив в молитве руки на груди Густаво, – стать братом нашего Ордена? Лучше сказать об этом сейчас, нежели после.
Все молчали, зная и изучив подноготную соискателя.
– Брат, – тогда обратился к нему Гонсалу Мартинеш, – желаете ли вы, присоединиться к нам?
– Окончательно ли ваше решение? Готовы ли встать слугой Господа отныне и до конца ваших дней?
– Да, сир! Я вынесу всё, ради служения Господу нашему, и прошу вас, во имя Господа и Пречистой Девы Марии, принять меня в Орден!
Гонсалу Мартинеш обвёл всех присутствующих взглядом, снова никто не возражал, и тогда он произнёс:
– Встань брат Густаво, рыцарь Ордена Храма! И навсегда запомни, мы служим трём вещам: первое – избавления мира сего от грехов; второе – служению Христу; третье – чтобы спасти душу свою!
Этот знаменательный день, Густаво отчётливо помнил и поныне.
Потом были месяцы изнуряющих тренировок и обучения, и долгие годы битв с неверными в Испании, пока по призыву Великого магистра Гийома де Боже, выбранные братья не отправились в Святую Землю.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Зловещей была тишина в Акре, 17 мая 1291 года. Тревожной от ожидания, вязкой от напряжения, кошмарной в предчувствиях.
А сарацины готовились к мощному штурму. В их лагере была суета, к проломам в стене стягивались все силы.
У ворот святого Антония сарацины, укрыв камнемёты за щитами из бревён, перекатывали их поближе к городу. И стрелки из пролома, со стен, из руин Английской башни и башни графини де Блуа, не могли нанести им урон.
У пролома у башни святого Николая, правитель Аль-Карка Бейбарс аль-Девадар, приказал построить большой щит, обшитый кожей и войлоком, и подняв его при помощи мачт и верёвок, словно парус на корабле, сарацины придвинулись почти к самой стене. И под защитой его, они принялись засыпать ров.
Командующий здесь Отто де Грандисон, зло ругался, наблюдая за наглыми действиями врага.
Гийом де Боже, обходил все укрепления города, беседовал с защитниками, и с тревогой в душе видел, их поредевшие ряды. Но в их глазах, глазах защитников Акры, не было обречённости, не было страха, а было воодушевление, и осознание того, что они вершат нужное, благое дело. Можно было сдать Акру без боя. Можно, прямо сейчас отойти, погрузиться на корабли и отплыть на Кипр. Но все они, избрали иное. Умереть, погибнуть, но не отступить. Дожить свои жизни с честью, до конца. Они обрекли себя на смерть. Все. Сознательно и добровольно.
– Кто не убоится смерти в бою с врагами веры Христовой, того минуют кары Небесные!
И де Боже знал, они будут биться до последнего.
Всё же погромы в Акре, в августе 1290 года, сделали своё дело. Истребив почти всех мусульман в городе, теперь можно было не опасаться предательского удара в спину. Это радовало.
Вроде всё было готово, и вечером Акра замерла в тишине ожидания.
Несмотря на протесты Жюстины, Густаво встал с кровати. Саднило бок, тянущей болью отдавая в ногу, больно было поворачиваться, кружилась голова, а во рту была сухость и привкус железа, явные признаки большой кровопотери. При помощи Бертрана он облачился в доспехи, и подойдя к Жюстине, крепко обнял и поцеловал её.
– Давайте помолимся Пресвятой Деве Марии, нашей защитнице и покровительнице.
Все опустились на колени, только Густаво не смог согнуться, и сел на низенький стульчик. После долгой молитвы, так и не принесшей душе успокоения, стараясь не смотреть на плачущую Жюстину – сердце и так болело от того, что он вынужден оставить её, де Вальверде подошёл к брату Лукасу.
– Брат мой, СПАСИ ЕЁ, если…
Лукас, обязанный Густаво де Вальверде спасением собственной жизни в одной из битв, поклонился.
– Ступай с Богом, брат Густаво. За неё не волнуйся, я всё сделаю.
18 мая, едва на затянутом тучами небе забрезжили первые лучи утренней зари, началось. Враз, по единой команде, загрохотала вся сотня орудий сарацин.
Такого обстрела Акра ещё не видела! Осадные машины били не переставая, используя заранее приготовленные камни, зажигательные снаряды, и бочки, наполненные рубленым железом.
И осколками разлетались стены Акры, рушились укрепления, горела земля и камни, горели люди, и всё больше и больше падало среди защитников города раненных и убитых. Поднявшийся ветер раздувал пожары, и начавшийся небольшой дождь, не мог их потушить.
Рыцарство изнемогало под этим ужасным обстрелом, крепко сжав зубы ожидая, когда же враг пойдёт на приступ. Когда же, мы сойдёмся с ними лицом к лицу! Меч против меча, щит в щит! Вот тогда-то, и посмотрим, чья возьмёт! А пока, бесило бессилие, что враг уничтожает их издали, потери растут, а эти сволочи, и носа не кажут.
Энрике де Ля Рока, бледный, с посиневшими от гнева губами, сверкая злым взглядом, то вынимал кинжал из ножен, то с шумом посылал его обратно. Густаво де Вальверде, теребил на груди образок с изображением святого Георгия. А позади него, трясся нетерпеливой дрожью ожидания, оруженосец Бертран. Им троим, были доверены для обороны руины башни графини де Блуа. В подчинении у них, было четыре десятка простых воинов – стрелков, копейщиков, мечников, но они пока были укрыты в нижнем этаже башни.
– Наконец-то! Идут!
Из пелены всё усиливающегося дождя, из клубов поднявшегося тумана и чёрного дыма, оглушительно забили барабаны, литавры, пронзительно завыли трубы – по приказу султана, три сотни музыкантов, верхом на верблюдах, поддерживали наступающих.
Ох, как воспряли духом, лучники и арбалетчики Отто де Грандисона, когда враг, показал свою гнусную рожу из-за щита! Смертоносными залпами, они выплёскивали на врага весь ужас и страх долгого ожидания, и каждая стрела или болт, находили свою цель.
Но под оглушительные звуки барабанов и труб, сарацины всё лезли и лезли. По трупам, затаптывая упавших и раненных, обуянные религиозным рвением и фанатизмом. Призыв к Аллаху, взлетел до небес, сотрясая воздух!
– Христос! За Матерь Божью! Умрём, но не отступим! – кричали и крестоносцы, отбивая яростные атаки мусульман.
И носился позади своего войска, на своём белоснежном коне, султан Халил, подбадривая одним видом своим сражающихся, ругался и кричал, видя бегущих, и посылал в битву всё новые и новые отряды.
