Шаг 2. Определитесь с объемом пожертвований
Проще всего жертвовать раз в год в определенную дату. Или, например, в тот же момент, когда вы занимаетесь налоговыми декларациями.
Шаг 3. Всем остальным, кто хочет получить от вас деньги, прощать то, что они не в курсе про ваши регулярные пожертвования, и рассказывать им об этом, если будут спрашивать
При этом, пожалуй, можно сделать исключение для старушки, которая скромно и скорбно сидит перед супермаркетом.
Единственная вещь, которая делает вас уязвимой даже в таком случае, – это жалость. Бедный студент, который таким образом подзарабатывает и пытается скопить на учебу, или симпатичный продавец подписок в плохо сидящем костюме, у которого дома слабовидящая жена в инвалидной коляске и две больные матери – что тут можно сказать, чтобы не показаться бессердечным монстром? Как насчет: «Еще одни маленький вопрос: если у меня будут небольшие финансовые трудности – потому что я, скажем, заказал у вас пару подписок – могу ли я тогда к вам обратиться? Точнее, могу ли я прийти к вам домой и объяснить мои личные обстоятельства, и могли бы вы быть так любезны и помочь мне? Как, нельзя прийти к вам домой? Вы не хотите, чтобы к вам приходили незнакомцы и просили деньги? Только посмотрите на него! Но ведь вы говорите практически то же самое, что и я сейчас сказала».
Вовсе не обязательно произносить все это вслух. Это просто мысль, которая изменит ваше отношение к ситуации. С тех пор, как мне стало ясно, что люди из колл-центров не желают, чтобы я звонила им домой, и продавец подписок был бы крайне возмущен, окажись я перед дверью его квартиры, я не стесняюсь хлопать дверью прямо перед его носом, да так, что дребезжат стекла. И без малейших угрызений совести. К черту совесть.
(Если вы немного близоруки, то прежде чем захлопывать входную дверь, обратите внимание: если перед вами люди очень маленького роста и на дворе начало января, то, возможно, это колядующие дети…)
Если вы приходите, и в квартире неприбрано – значит, вы оказались у своих друзей!
К незнакомцам я также причисляю арендодателя. Я видела своего один раз, но не знакома с ним. Если бы он вдруг заявился ко мне в квартиру, я бы невзначай захлопнула перед ним дверь. (Как перед несчастными детьми. Кажется, после смерти я попаду в ад.) Арендодатель получил наш и, может, еще несколько домов в наследство. И по этой причине он мне несимпатичен. Просто потому, что дома достались ему даром, а мне – нет. Тем не менее, мы каждый месяц платим ему деньги. И это мне тоже не то чтобы нравится. Я не знаю, что домовладелец делает со всеми нашими деньгами. Предполагаю, у него есть какое-нибудь дорогостоящее хобби, типа коллекционирования островов или что-нибудь в этом роде. Потому что ясно одно: они не вкладывают эти деньги в дома. По крайней мере добровольно. Но если быть достаточно настойчивым (и, видит бог, я умею быть настойчивой), тогда они принимают на рассмотрение ремонтные работы. Конечно, предварительно затащив троих или четверых мастеров в нашу квартиру, как правило, в какое-нибудь воскресенье, и в итоге заключив самый дешевый договор с подозрительными гастарбайтерами. В общем, не люблю я домовладельцев. Л., напротив, не испытывает ровно никаких эмоций по поводу них и не понимает мою ненависть, отчего я кажусь себе каким-то големом, который обороняет свою квартиру против злых домовладельцев: «Моя-я-я-я квартира! Р-р-р-р, моя-я-я-я-я-я!». Но она не моя, а их, к несчастью.
Но самое удивительное происходит, когда домовладелец сообщает, что приведет мастера. Тогда голем превращается в Мистера Пропера.[11] Я начинаю чистить, мыть, оттирать все до блеска – но почему? Да не знаю я, почему! Может быть, переданный генетически от предков синдром раба?
С тех пор, как мне стало ясно, что люди из колл-центров не желают, чтобы я звонила им домой, и продавец подписок был бы крайне возмущен, окажись я перед дверью его квартиры, я не стесняюсь хлопать дверью прямо перед его носом, да так, что дребезжат стекла.
Когда предстоит очередной визит домовладельца (протекла труба), я заставляю себя не бегать в панике по всем комнатам, а расслабиться на диване с книгой. (И это дается не так легко, потому что еще нужно заставить себя не смотреть по сторонам – вдруг что-нибудь лежит не на месте.) «Какая разница, что думают о нас домовладельцы? Да пошли они!», – говорю я Л. с независимым видом, и тут звонят в дверь – это они, мерзавцы.
Расстановка сил однозначна: дело не в страхе перед тем, что домовладелец плохо о нас подумает или вообще расторгнет договор, если увидит в спальне разбросанные носки. Дело в том, что домовладелец – не близкий друг, и я просто не хочу, чтобы он видел наши разбросанные носки или еще какие-нибудь предметы одежды. Я вообще не желаю, чтобы он увидел нашу спальню! Именно поэтому моя мать тоже, как безумная, убирает квартиру перед приходом домработницы. Она просто не хочет делиться интимными деталями своей жизни с чужими людьми. Ее грязное белье – это ее дело. Точно так же и я: мои носки (ну, не мои, а Л.) – моя крепость. Руки прочь!
А если вы приходите, и в квартире неприбрано – значит, вы оказались у своих друзей! Добро пожаловать!
Иногда, однако, приходится тщательно продумывать, что ты готов послать к черту, а что – нет. В данном случае: вести себя так, будто вам все равно – к черту! Ведь вам не все равно.
А теперь подумайте: какие незнакомые вам люди раздражают вас? Что является фактором стресса? Оскорбили бы вы чьи-либо чувства, если бы отправили к черту этот фактор или самого незнакомца?
