Вводная статья А. Собуля – блестящий биографический очерк о Ромме – имела, в силу особенностей жанра, обобщающий характер и была основана преимущественно на источниках, введенных в научный оборот М. де Виссаком и А. Галанте-Гарроне[99]. Материалы работы де Виссака, наряду с публикациями периода Революции, были использованы и Р. Эндрюсом в его размышлениях о самоубийстве Ромма[100].
Р. Бускейроль в основу исследования о семьях Ромма и Субрани положил документы миланского фонда и Департаментского архива Пюи-де-Дома[101]. Д. Лигу в статье о связях с масонами депутатов Конвента от департамента Пюи-де-Дом опубликовал три письма (два из миланского фонда, одно – «из хранящихся в Риме бумаг Дюбрёля»), направленных Ромму в 1780 г. аббатом Рузо, секретарем одной из наиболее известных масонских лож – ложи Девяти сестер[102]. Этот источник проливает новый свет на историю знакомства Ромма с А.С. Строгановым, являвшимся одним из руководителей данной ложи.
Два новых документа опубликовал А. Галанте-Гарроне: протоколы Общества друзей закона, не вошедшие в приложение к его монографии[103], и часть дневника Ромма за 1791 г., не включенную в приложение к работе де Виссака[104]. Ни один из этих документов не принадлежал к какому-либо из ранее известных фондов, в которых сосредоточена основная масса бумаг Ромма. Протоколы были обнаружены в Библиотеке Ватикана, а фотокопия дневника предоставлена А. Галанте-Гарроне «одним парижским книготорговцем».
И, наконец, две статьи прямо относились к теме альянса Ж. Ромма и П.А. Строганова. Известный советский специалист по истории Французской революции В.М. Далин использовал в своей работе ранее не опубликованные документы из Архива внешней политики России (ныне – Архив внешней политики Российской империи) – донесения русского посла в революционном Париже И.М. Симолина о «предосудительном» поведении юного графа Строганова и его воспитателя «Роме»[105]. Введя в научный оборот новый и чрезвычайно ценный источник, Виктор Моисеевич, однако, при освещении ситуации, в которой появилась указанная переписка, полностью доверился сведениям великого князя Николая Михайловича и вслед за ним допустил ряд неточностей в датировке и изложении событий.
Статья Пьера Пешу «Оставался ли учеником Ромма граф Строганов, будучи советником царя Александра I?», хотя и не содержала ссылок на новые источники (историк опирался преимущественно на материалы монографии великого князя Николая Михайловича), но представляла интерес как первая попытка ответить на вопрос, поднятый еще П.И. Бартеневым: имело ли место влияние (и если да, то в какой степени) идей Просвещения в интерпретации Ромма и опыта личного участия во Французской революции «гражданина Очера» на последующую государственную деятельность П.А. Строганова?[106] Правда, предложенный автором ответ выглядит излишне прямолинейным. Сопоставив политические принципы якобинцев, в кругу которых Ромм и «Очер» вращались в 1790 г., с представлениями графа П.А. Строганова 1801–1804 гг. о необходимых для России реформах, французский историк сделал вывод, что уроки Ромма пропали даром: «Республиканец, демократ, якобинец, революционер – ни одно из этих определений не подходит к советнику Александра I»[107].
Разумеется, подобное сравнение, проведенное без поправки на разницу в историческом времени и национальных традициях, не говоря уже об учете особенностей индивидуального восприятия одних и тех же событий разными людьми, едва ли может быть признано правомерным. Трудно представить себе человека, чьи взгляды за десять лет Французской революции не претерпели бы изменений. Вряд ли также любой мало-мальски здравомыслящий политик предложил бы в начале ХIХ в. использовать для преобразования России якобинские методы. Достаточно, к примеру, вспомнить бывшего директора Гельветической республики Фридриха Сезара де Лагарпа, рекомендовавшего своему бывшему ученику Александру I действовать в российских условиях с особой осторожностью. К тому же общение с якобинцами и личное участие в революции еще отнюдь не означали, что Павел Строганов безоговорочно одобрял все происходившее во Франции. Иначе говоря, едва ли предложенное П. Пешу решение этой сложной проблемы выглядит достаточно корректным.
И все же важно, что такой вопрос был поставлен. Для ответа на него необходимо было продолжить изучение истории союза «русского принца» с будущим «цареубийцей», для чего в свою очередь требовалась дальнейшая разработка материалов архива Ромма, находившихся в России. Но, увы, до 80-х гг. эти сюжеты оставались практически вне поля зрения отечественных исследователей. В течение почти сорока послевоенных лет этой теме была посвящена всего лишь одна научная работа – уже упомянутая выше и неоднократно переиздававшаяся в дальнейшем статья В.М. Далина[108].
При таком положении дел едва ли стоит удивляться, что единственная появившаяся за это время публикация документа Ромма из российского архива была подготовлена иностранным ученым. В 1967 г. финский исследователь С. Халтсонен издал на языке оригинала заметки Ж. Ромма о его путешествии с П.А. Строгановым в Выборг и на Иматру[109]. К сожалению, текст источника не был прокомментирован, а небольшая вводная статья содержала неточности в описании событий. Однако сам факт такой публикации свидетельствовал о сохранявшемся интересе западных историков к данной проблематике.
