Он понимал, что жители Денвера пытаются построить новое общество там, где лишь недавно была голая пустыня.
Со времени основания города они пережили жуткий пожар: огонь полностью уничтожил дома, построенные первыми поселенцами. На следующий год последовало еще одно бедствие — разрушительное наводнение.
Удивительно, что город выглядел так хорошо. Во время своего путешествия в поезде лорд Харлестон прочитал, что новые жители вливаются в Колорадо огромным потоком, за неделю прибывало более пяти тысяч человек.
— Я знаю, что у вас есть новые серебряные копи в Лидуилле, — заметил он.
— Точно, — ответил Уальдо Альтман, — так что миллионеры создаются буквально за пару недель.
Лорд Харлестон заинтересовался этой темой.
— Табор, хозяин лавки, мой добрый приятель, — рассказывал Уальдо, — нанял двух разведчиков за шестьдесят четыре доллара. Они основали рудник Литтл-Питсбург, серебряная руда приносит им двести долларов за тонну. Лавочник начал вкладывать деньги в другие прииски, и сейчас он Серебряный Король Колорадо. Сначала он стал пэром Лидуилля, теперь он губернатор штата.
— Какое быстрое продвижение! — рассмеялся лорд Харлестон. — А вы тоже ставили на это деньги?
— Я обещал отцу вкладывать деньги только в животноводство, — ответил Уальдо. — Но я не хочу держать все яйца в одной корзине.
— Уверен, это мудрое решение.
Лорду Харлестону пришло на ум, что то же самое относится и к нему, и, раз уж он здесь, можно попытаться сделать деньги и на рудниках.
Чем больше Уальдо рассказывал о серебре и золоте, тем сильнее становился интерес лорда Харлестона.
Было очевидно, что все горы в этой части штата стоили того, чтобы возлагать на них надежды. Но лорд Харлестон знал, насколько быстро может истощиться жила. Если фортуна не на твоей стороне, на этом гораздо проще потерять деньги, чем получить.
«Безусловно, я буду осторожен», — решил лорд Харлестон.
Когда со станции прибыл вместе с багажом Хиггинс, лорд Харлестон уже был готов принять ванну и переодеться к ужину.
— Я хотел было организовать для вас званый ужин, — сказал Уальдо, — но раз уж я собираюсь показать вам город, то подумал, что, если позвать гостей, они станут болтать без умолку, и мы от них не избавимся.
— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — ответил лорд Харлестон. — Я предпочитаю обойтись без гостей.
Он с усмешкой подумал, что придется все же позволить Уальдо показать ему город.
Лорд Харлестон уже понял, что самым лучшим отдыхом для молодых людей было посещение веселых домов, а так как Уальдо предлагал все лучшее в Денвере, было бы слишком грубо просить его показать что-нибудь иное.
Комната, предоставленная лорду Харлестону, оказалась большой и просторной. Кровать с огромной медной спинкой выглядела вполне удобной.
Повсюду было множество ковров, занавесок, кресел, произведений искусства и растений. Это напомнило лорду Харлестону о переполненном особняке Вандербильтов. Видимо, богатые всегда склонны приобретать слишком много вещей, полагая, что простота свидетельствует о бедности.
— Ну по крайней мере нам не нужно ютиться в лагере при рудниках, милорд, — ухмыляясь, заметил Хиггинс.
— Это, безусловно, божье благословение, — согласился лорд Харлестон. — И смею сказать, нам будет очень Удобно, пока мы не тронемся в путь., Однако он предупредил Хиггинса, чтобы тот не располагался слишком по-хозяйски, ибо знал, что, как и большинство английских слуг, камердинер предпочитал оставаться там, где он был, нежели осваивать новую территорию.
К тому времени, когда лорд Харлестон принял ванну (ванная комната выглядела современно и очень изысканно, на манер той, что была в доме Вандербильтов) и переоделся в вечерний костюм, он чувствовал себя в настроении, более подходящем для исследования Денвера.
Пока он переодевался, ему предлагали разнообразные напитки, от виски до шампанского, но лорд Харлестон выпил только маленький бокал шерри.
Уальдо уже ждал его внизу. При виде гостя он воскликнул:
— Теперь я знаю, что не так с моей одеждой!
Лорд Харлестон подумал, что в Англии Уальдо выглядел бы по меньшей мере странно. Зато сам он был одет слишком строго для жителя Денвера.
— И где бы я мог так же нарядиться? — спросил Уальдо.
— В Лондоне.
— Я слышал, что именно так одеваются в Нью-Йорке люди из высшего общества, но не верил в это, — сказал Уальдо. — Теперь я понимаю, почему они так стремятся выглядеть по-английски, хотя они и обижены на вас.
— С чего бы это? — удивился лорд Харлестон.
Уальдо поколебался, но все же ответил:
— Потому что мы думаем, что вы задираете перед нами нос!
Лорд Харлестон рассмеялся:
— Уверяю вас, это не так, но, возможно, мы производим такое впечатление, потому что мы более сдержанны по характеру, чем вы.
— Держу пари, это так! — воскликнул Уальдо. — Хотя встречаются и исключения. Когда я был в Лидуилле, я познакомился с обычным, нормальным парнем, который, должно быть, ваш родственник. Его фамилия Харль.
— Харль? — повторил лорд Харлестон. — А его имя?
— Его называют «Красавчик Гарри».
Лорд Харлестон нахмурился.
Он хорошо знал, о ком говорит Уальдо, и не был особенно рад услышать, что сей джентльмен находится сейчас в Америке.
В каждой семье есть своя паршивая овца. Гарольд Харль, известный с детства, как Гарри, был дальним родственником Селби, о котором старшие члены семьи упорно старались забыть.
Отец Гарри был кузеном отца лорда Харлестона, Гарри был младшим из троих сыновей.
Старший брат вступил по традиции в семейный полк, средний стал моряком, а Гарри должен был стать священником.
Однако уже в школе, а потом и в Оксфорде стало очевидно, что его наклонности весьма далеки от церкви, да, впрочем, и от всего, что не связано с развлечениями.
Когда он покинул Оксфорд, или точнее, когда его выгнали с последнего года обучения за буйное поведение, он появился в Лондоне, где был принят благодаря семейному имени.
В Гарри было столько шарма и он был настолько хорош собой, что дамы прощали ему возмутительные поступки, но быстро уводили своих дочерей из пределов его видимости, ибо у него не было ни денег, ни перспектив.
Используя свой шарм, как другие мужчины используют свои таланты и ум, Гарри Харль попадал в одну авантюру за другой, и в большинстве этих авантюр бывала замешана женщина, которая была чьей-либо женой.
Его долги достигали астрономических сумм, платить по ним приходилось его многострадальному отцу и старшим братьям — не могли же они позволить, чтобы их имя поминалось в суде.
