— Вылезай из машины.
То, что произошло дальше, заняло не более одной-двух секунд, но в моем сознании это длилось целую вечность. Я увидел, как рука полицейского проникает сквозь открытое окно, и понял, что он собирается за шкирку вытащить меня из машины, если я не подчинюсь. Только вот Гоби, пожалуй, успела бы выстрелить раньше. И сдох бы я на углу Двадцать пятой и Бродвея с пулей в легких и воспоминаниями о прекрасном вечере в клубе «40/40» и о глотке пепси. А на надгробии у меня была бы надпись: ПЕРРИ СТОРМЕЙР. ОН УМЕР ДЕВСТВЕННИКОМ. И вот тут…
Взрыв прозвучал где-то за спиной, воздух содрогнулся, полицейских, словно волной, снесло в укрытие. В боковое зеркало я увидел отсвет пламени и то, как клуб «40/40» взлетел на воздух, разбрасывая вокруг горящие обломки и вздымая облака пыли. Люди, словно крысы, бросились на улицу, а машины, взвизгивая тормозами, останавливались и тут же уносили их прочь. Когда я огляделся, наш полицейский уже бежал обратно к своей машине и что-то кричал своему напарнику. По всему Бродвею во всех машинах сработали сигнализации, и шум стоял оглушительный.
— Твою мать, что это было? — заорал я.
Гоби подтолкнула меня под руку:
— Зеленый свет, поехали.
Вцепившись в руль, я лихо свернул на Бродвей, направляясь в сторону центра и с трудом представляя, что я вообще творю. Я все смотрел и смотрел в зеркало заднего вида, пока клуб окончательно не скрылся из виду.
— Что там случилось?
— Семтекс. Я оставила его на дорожке у клуба.
— Что? И это твоих рук дело?
— Никто не пострадал. Это просто отвлекающий маневр.
— Просто отвлекающий маневр? Да это же бомба!
— Небольшая, маленькая бомбочка.
— Маленькая?
Я проскочил на красный свет. Водитель желтой машины такси ударил по тормозам и начал мне сигналить. А одну из машин я обошел буквально в сантиметре от борта.
— Поверить не могу.
— Следи за дорогой.
Она снова что-то набирала на «Блекберри».
— Нам нужно на Уэст стрит в Бэттери парк. Припаркуешься на Бродвее. Мне потребуется всего десять минут.
Я почувствовал, что меня накрывает волна паники, которую до поры до времени я умудрялся сдерживать. Теперь все случившееся навалилось на меня одним махом, и я словно оглох и онемел одновременно. Одно дело — готовиться к экзаменам, другое дело — то, что происходило сейчас. Мне казалось, что стоит расслабиться — и голова у меня лопнет, но я собрался с силами и заставил себя немного успокоиться. Гоби посмотрела на меня.
— Ты чем-то расстроен?
— Расстроен? Я — расстроен?
Вот тут мне бы не помешал художник, рисующий комиксы. Он бы нарисовал рядом с моим ухом облако пара и написал: «Да на хрена ж я потащился с тобой на школьный бал?!»
— Перри, послушай меня. Завтра утром я улетаю.
— Я думал, ты уезжаешь на следующей неделе.
— А на самом деле завтра утром, но до этого у меня назначены еще четыре встречи здесь, в центре города. Отвезешь меня на них, и все будет в порядке.
— Еще четыре встречи. Ты хочешь сказать, тебе нужно убить еще четырех человек.
— Пожалуйста, следи за дорогой.
Я покачал головой:
— Знаешь, теперь понятно, почему тебе не давалась математика. Каждый студент, который приезжает по обмену, силен в математике. А ты вообще не секла, потому что на самом деле ты наемная убийца.
— Красный свет.
Я врезал по тормозам, и машина с визгом остановилась в нескольких миллиметрах от квадратного автобуса, сворачивающего на Четырнадцатую улицу. Гоби продолжала стучать по клавиатуре «Блекберри». Я скосил глаза и увидел открытые «окошки» с информацией, фотографиями, картой города в «Гугле».
— Так все то время, что ты жила с нами, это было только прикрытием?
Я вспомнил, как вечерами слушал ее голос, когда она часами разговаривала на своем языке, сидя перед лэптопом.
— Так все эти последние девять месяцев ты собирала заказы на убийства?
— Все не так просто. Нужно было проделать большую аналитическую работу. — И она потрясла в воздухе экраном «Блекберри».
— А кто они вообще такие? Те, кого ты убиваешь?
— Зеленый свет.
И вот тут у меня зазвонил мобильный. Гоби быстро взглянула вниз.
— Кто это?
Я взял телефон, посмотрел на номер и почувствовал, как липкий тошнотворный страх медленно расползается по всему телу, проникая в каждую клеточку.
— Это мой отец, — сказал я.
9
Опишите разочарование, которое когда-либо постигало вас. Что вы при этом чувствовали и что делали?
Нотр Дам
— Что… что мне делать?
Мы подъезжали к Юнион-сквер, затор на дороге становился все плотнее, и все, о чем я мог сейчас думать, это о том, что отец никогда не пожелал бы подобного ни своей машине, ни своему сыну, но в основном своей машине.
— Перестраивайся в левый ряд, — сказала Гоби. — Сворачивай по Четырнадцатой улице, потом — вокруг парка и через квартал выезжай на Бродвей.
— Да нет, я спрашиваю об отце. Что мне ему сказать?
— А что, если тебе не брать трубку?
— Думаю, он будет звонить и звонить.
— Ну, тогда надо сказать ему что-нибудь.
— Я не могу…
Телефон выскользнул у меня из руки, Гоби поймала его, включила громкую связь и приложила к моему уху — так, чтобы я мог говорить, не отвлекаясь от дороги.
— Алло?
— Перри?
— Пап?
— Я слышу гудки машин, ты где?
— Ну, мы… это…
Я посмотрел на Гоби безумным взглядом.
Она покачала головой, и это могло означать что угодно, но я бы интерпретировал это так: «Импровизируй, идиот».
— Нам пришлось уехать со школьного бала. Там заваруха какая-то случилась.
— Заваруха? О чем ты говоришь?
— Мы, типа того, в город поехали.
— В город? Вы в Нью-Йорке?
Теперь он говорил отрывисто, а в голосе слышался металл. Каждая согласная била мне по барабанным перепонкам маленьким молоточком.
— Позволь напомнить тебе, Перри, что ты за рулем «Ягуара».
— Пап, я знаю, просто Гоби просила показать ей город. И… э-э-э…
— Да мне плевать, хоть бы сам призрак Фрэнка Синатры прислал тебе персональное приглашение в Карнеги-холл, — отчеканил отец. — Я хочу знать, о чем ты думал, поехав на моей машине в Нью-Йорк и ни слова не сказав ни мне, ни своей матери?
