— Но вы мучаетесь, томитесь, страждете, а когда человекстраждет, он ищет прощения и искупления.
— Прощения! Но кто же может простить меня?
— Наш Господь, — последовал твердый ответ. — Он единственный, кто понимает нас до конца и ведает все, что творится вчеловеческих сердцах.
Яков на несколько мгновений закрыл глаза, затем вновьповернулся к Доновану. В его глазах светилось понимание бренности и греховностичеловеческой сущности, суетности всех усилий.
— Может быть, ты и прав, Донован. Во всяком случае, сегодняя сделал шаг в направлении того, о чем ты говоришь.
Донован ждал. Ему было известно, что король выехал ни свет,ни заря в сильный ливень, запретив кому-либо сопровождать его. Должно быть, вэтом заключалось своеобразное наслаждение — скакать сквозь непогоду,подставляя лицо дождю и ветру, заглушая голос совести. Сейчас Донованчувствовал, что Яков хочет рассказать ему, куда и с какой целью он ездил.
— Теперь до конца жизни я буду носить напоминание о моемгрехе.
Донован продолжал тихо стоять на коленях, пока Яковрасстегивал камзол и приподнимал рубашку. Под ней, уже успев натереть кожу докрови, были одеты железные вериги в добрую половину дюйма толщиной.
Донован хмуро свел брови.
— Сир!
— Нет, Донован, это до конца жизни останется со мной какнапоминание о преступлении, совершенном по моей вине, и будет во время молитвынапоминать о моем грехе. Я не должен, не должен, не должен забывать об этом нина минуту...
Мак-Адам ощутил глубокую жалость, но не проронил ни слова.Яков вновь обернулся к гробу и погрузился в раздумья. Донован оставался скоролем еще два часа; со звоном колоколов к Якову, казалось, вновь вернулосьощущение реальности. Оба поднялись с колен и покинули аббатство.
Две недели спустя Кэтрин вызвала к себе Эндрю. Войдя, онобнаружил ее стоящей у гигантского камина и читающей записку. При его появленииона смяла бумагу и швырнула в огонь, проследив, чтобы она полностью сгорела.
Эндрю стоял сзади. Он много дал бы, чтобы узнать содержаниесожженного послания: он по крупице собирал сведения, которые могли быть емуполезны, и сгоревшая записка, возможно, много могла бы ему дать. Поднявшись сколен, Кэтрин начала ходить по комнате, о чем-то сосредоточенно думая.
— Что-нибудь стряслось, госпожа? Вести от брата?
— Нет, Эндрю, нет. — Она остановилась ивзглянула на него. — Мне нужно получить разрешение от короля или этого...проклятого Мак-Адама на выезд из города.
— Исключено.
— Почему же?
— С какой целью? — спросят вас. Ваше семействоотнюдь не на добром счету у Якова или Донована Мак-Адама.
— Тем не менее, я должна ехать.
— Куда?
— В Дайрлтон.
Эндрю был в курсе того, что происходило после смерти короля.Ему было известно, что небольшие отряды до сих пор ведут в горах вооруженнуюборьбу, что во многих местах вспыхивали бунты, а потому заподозрил, что Кэтринузнала об одном из заговоров и, чего доброго, является его участницей. От этоймысли он похолодел. У Кэтрин достанет мужества и сил для борьбы, но как быть сЭнн? Если Кэтрин схватят, девушка останется совсем одна. А потом — что сделает с Кэтрин Донован Мак-Адам, если уличит ее в заговоре?
Эндрю был свидетелем нескольких визитов, которые Мак-Адамнанес в дом Мак-Леодов. Всякий раз Кэтрин отказывалась видеться с ним, и рольхозяйки приходилось исполнять Энн; большую часть времени Донован, вскользь ипоходя, задавал вопросы о нем, о ее брате, о Кэтрин.
— Но отчего в Дайрлтон? — спросил Кэтринвполголоса Эндрю.
— Я решила по дороге заехать в Скон и присутствовать накоронации Якова IV.
— Так вы предпринимаете поездку с единственной цельюпосмотреть на венчание нового короля?
Вопрос прозвучал тихо, еле слышно.
Кэтрин внимательно посмотрела на Эндрю и, кажется, решиласьдовериться ему. Эндрю ощутил легкое угрызение совести от этого, но ничем невыдал своих чувств.
— Эрик доверяет тебе, почему же не довериться и мне? Дело втом, что в Дарлтоне назревает мятеж.
— И вы — одна из его участниц?
— Нет, я не настолько глупа! Но те, кто все это затевает,похожи на слепцов. Я уверена, что король уже обо всем предупрежден, и хочу ихпредостеречь, а, может быть, если получится, предотвратить кровопролитие.
— Если дело обстоит так, как вы его описали, то своейвстречей с заговорщиками, о которой тоже станет известно королю, вы дадитеМак-Адаму прекрасный шанс покончить с вами. Он волен будет сделать все, чтопосчитает нужным.
— Я не могу пренебречь хотя бы малейшей надеждой спастилюдей.
— Это слишком опасно.
— Эндрю, — голос Кэтрин на этот раз звучал холодно, —сегодня ты отправишься к Доновану Мак-Адаму и скажешь ему, что я покорнейшепрошу его разрешения для поездки на север для участия в коронации. А также егосоизволения после церемонии совершить поездку в Дайрлтон, навестить друзей.
— Но он же не настолько глуп...
— Меня не интересуют его умственные способности! Ты долженсделать то, что сказано, Эндрю; прочее меня не интересует.
— Хорошо, госпожа, — неохотно сказал Эндрю и вышел.
Едва Эндрю доскакал до замка, как вновь зарядил дождь. Тамего, после изложения просьбы Кэтрин, препроводили в угловую комнату, из окнакоторой открывался восхитительный вид на город. Он простоял несколько минут, непонимая, что его смущает в этом пейзаже, и наконец догадался: из окна как наладони виден был дом Мак-Леодов. Комнаты в замке Донован Мак-Адам подбирал длясебя сам, и Эндрю стало интересно, насколько случайно жилище его хозяйки оказалосьв поле зрения персоны, столь близкой королю.
Из следующей огромной комнаты из-за занавеса до него донессяголос Донована Мак-Адама, предлагавший войти. Эндрю отошел от окна и, отодвинувзанавес, оказался лицом к лицу с Донованом, за вежливой улыбкой которогочиталась обостренная бдительность и скрытая подозрительность.
— Доброе утро, сэр, — самым смиренным тоном сказалЭндрю.
— Утро доброе. — Приглашения присесть не последовало;подобное предложение в его устах могло бы означать только то, что Эндрю раскрыт.С первого визита Мак-Адама в дом Эрика Эндрю уверился, что тот заподозрил его,а сейчас, глядя в умные и жестокие глаза Донована, он в этом уже не сомневался.
— Моя госпожа шлет вам свои наилучшие пожелания, сэр.
Мак-Адам промолчал, казалось, слегка озадаченный, но егобуравящий взгляд ни на секунду не оставлял собеседника, от чего тот чувствовалсебя достаточно неуютно.
