Уже подходя к реке и продираясь сквозь густые кусты на заросшей, едва видимой тропе, Эрик почувствовал холодок на груди. Машинально присел на замшелый валун, находящийся на краю протоптанной им с Такроном дорожки. Неприятное чувство холода из солнечного сплетения начало распространяться на все тело. Несмотря на то, что Эрик в разговорах с Такроном полностью отрицал всю эту ерунду, связанную с силой печати Шенраба, и собственную исключительность как «сосуда с силой Дордже», он невольно научился распознавать разницу в ощущениях, которые исходили из этого клейма. Сейчас что-то было не так…
В растерянности сидя на камне, он пытался придумать, что ему делать дальше. Продолжить спускаться или вернуться обратно? Положив руку на камень, он вспомнил, как они преодолевали один из перевалов на пути к убежищу. Идти было тяжело и скучно. Эрик, на одном из привалов, чтобы скоротать время, спросил Такрона, почему тот столь категорически отвергает доктрины Нового Бон или буддизма, тем более, что они сейчас не причиняют никому вреда и, даже наоборот, славятся своим человеколюбием и добродетелью.
— Я не отвергаю, — после очень долгой паузы ответил Такрон. — Я не понимаю, что они делают и зачем. Видишь этот камень, занимающий половину тропы? Если бы мы шли с яком, запряженным в тележку, он не смог бы пройти здесь. Есть два способа вступить во взаимоотношения с камнем. Первый — очень простой. Найти толстую палку и выкопать его, отбросив затем с тропы. И второй — описать его форму, из чего он образовался, какая из сторон более замшелая. И, конечно, выяснить, в чем же смысл и предназначение этого камня лежащего на тропе? Но во втором случае наш як может просто сдохнуть от голода. Самое неприятное в том, что людям, которые описывают предназначение камня, очень нужны те, кто может его убрать. Ты говорил, что мы, шены, творим зло. Что творят люди, неспособные убрать камень?
Тогда, на мгновение, Эрик смутился. Но, подумав, спросил:
— Ты имеешь в виду, что философия, культура, религия и другие достижения цивилизации — это зло?
Такрон непонимающе посмотрел на него.
— При чем здесь философия? — спросил он. — Культура, религия и даже технологии — просто отвлеченные понятия. Вне живого человека их вообще не существует. Люди могут делать что-то, но могут просто об этом говорить. Или писать. Подумай о том, что кто-то должен просто убрать камень с тропы.
Он решился. Осторожно встал с камня и, крадучись, начал спускаться к реке. Грудь покрылась инеем. Через редкие ветви последних кустов он уже видел часть реки и отчетливо слышал шум текущей воды. На его правую руку, тянущуюся к ветке, мягко легла темная коричневая ладонь. Эрик вздрогнул. Из зарослей справа показалось серьезное лицо Такрона с пальцем, прижатым к губам.
— Подожди, — едва слышно прошептал Такрон. Пучки волос на его голове стояли дыбом, кончики прядей медленно шевелились. Эрик замер, почти перестав дышать.
— Можно выйти, — прошептал Такрон спустя долгие томительные минуты и первым вышел к реке. Следом, цепляясь одеждой за колючие кусты, вышел Эрик.
По их драгоценной запруде словно прошло стадо слонов. Отвод реки, на который они в свое время потратили почти целый день, выглядел сейчас кучей гравия смешанного с донной глиной. Участок горной речки длиной всего в двадцать метров будто побывал под бульдозером. Кто-то или что-то полностью сравняло русло реки и превратило источник чистейшей воды в грязную отвратительную лужу, полную булыжников, гальки и глины. Только место, где река скрывалась под скалой, оставалось нетронутым, хотя и мутным от грязи.
Такрон медленно двинулся вдоль разрушенного русла, наклонясь и принюхиваясь будто собака. Наконец уселся на колени и принялся что-то разглядывать в мокрой глине. Эрик подошел и сел рядом. Такрон рассматривал след какого-то животного. Наклонив голову, Эрик пристально вгляделся. Отчетливый след чьей-то лапы. Подушка ступни и пальцы. Эрик потер глаза и наклонился ближе. Пальцев было восемь, и, что показалось необычным, отсутствовали отпечатки когтей. Он зачарованно смотрел на странный след, который выглядел не как след животного, где обычно можно увидеть часть папиллярного узора, но скорее как отпечаток лапы, сделанной из какого-то гладкого материала; той же глины или отшлифованного дерева.
— Видимо, он шел по моему следу, — негромко сказал Такрон.
— Кто шел? — переспросил Эрик. — Восьмипалый медведь?
— Ты видишь еще что-нибудь необычное в этом следе? — вопросом на вопрос ответил Такрон.
— Да. В летнем лагере, в школе, мы покупали резиновые перчатки, сделанные в форме медвежьих лап, и ночами оставляли такие следы вокруг коттеджа, где жили девчонки.
— Очень похоже, — кивнул Такрон. — Только этот сделан водой.
Эрик опустил голову ниже, пристально вглядываясь в отпечаток.
— Не понимаю, — сказал он. — След оставлен водой?
Такрон вздохнул и поднялся, отряхивая штаны.
— Пошли назад, — сказал он и направился к тропе в святилище, скрытой кустарником.
Поднявшись в их временное убежище, Такрон разжег костер и, пока Эрик замешивал ячменную муку на воде в камне с углублением, вытащил из своей торбы несколько туесков и принялся их перебирать.
За последнюю пару недель Эрик здорово наловчился печь ячменные пресные лепешки на раскаленном камне, уложенном внутрь костра. А когда, три дня назад, случайно обнаружил гнездо перепелки и утащил из него три яйца, то приготовление лепешек и вовсе превратилось в занятие, приносящее удовольствие. Даже немного прогорклый перетопленный жир яка уже не вызывал никакого отвращения.
— Ты помнишь, как я неделю назад уходил в деревню? — спросил Такрон, когда они уселись у святилища, подбрасывая горячие ароматные лепешки на руках.
Эрик кивнул, обмакивая пахнущую дымом ячменную выпечку в чашку с жиром.
— Это довольно большая деревня по местным меркам. Там живет почти двадцать человек с детьми. У них есть шен, он из Пути Магов. Не очень сильный, но добросовестный. Десять дней назад один из жителей со своим сыном, шестнадцати лет, отправился в горы, чтобы поставить ловушку на горного козла. Через два дня парня нашли возле деревни, неподвижно сидящего у тропы. На все вопросы он тупо мычал, время от времени начиная биться в судорогах. Зная, в какое место они собирались, несколько мужчин вместе с шеном отправились по их следам на небольшое плато, где горные козлы устраивают свои брачные бои. На этой площадке они нашли тело отца мальчика с откушенной головой. Первое предположение было, что это снежный барс. Но барс не в состоянии откусить человеку голову. Разве что отгрызть, разорвав окружающие ткани. Однако больше никаких ран на теле не было.
Было очевидно, что осознание мира живых мальчика, при виде такой смерти отца, дало трещину, в которую смог просочиться какой-то горный дух. Так решил шен. Не зная, как объяснить смерть отца, он послал мне зов, и я отправился в эту деревню. К тому моменту, когда я пришел, шен успел совершить обряд изгнания горного духа и мальчику стало гораздо лучше. Он даже смог более или менее связно рассказать, что видел. Хотя видел он немного. До рассвета они сумели раздолбить грунт на площадке, где было наибольшее количество следов, вкопали несколько острых кольев и завели вокруг веревочную петлю. Это старый способ ставить ловушку на горных козлов. Замаскировали отверстие тонкими прутьями и травой.
