— Примерно в пятнадцати километрах, — ответил Гринберг, сверяясь со шкалой, расположенной на одной из сторон экрана.
— Завтра, — задумчиво произнесла Мария. Ее темные глаза как будто подернулись пеленой. Казалось, она находится далеко отсюда. Гринбергу уже начинало надоедать подобное отвлеченное выражение чувств. Он побывал во многих сражениях и стычках, и все они случались неожиданно и не оставляли ему времени на что-либо, кроме ответной реакции. Преднамеренное ожидание боя было до известной степени тяжелее, нежели участие в нем.
Поскольку людям требовалось жилье меньших размеров, чем ж’бурам, установленные ими палатки по сравнению с укрытиями местных жителей выглядели совсем крошечными. Но палатки из оранжевого нейлона казались огненно-яркими на фоне палаток из неокрашенного, тяжелого материала Л’Рау. Мария приоткрыла полог. Не решаясь войти в палатку, она переводила взгляд с Гринберга на Конева. День быстро клонился к закату. Света лагерных костров не хватало, чтобы капитан мог увидеть краску смущения на лице Марии. У нее была темная кожа. Окажись на ее месте Дженнифер, сомнений бы не было.
— Пошли со мной, — тихо сказала Мария. Теперь двое мужчин посмотрели друг на друга.
— Кто? — спросили они одновременно. Они улыбались, но без особой радости. До этого момента они не испытывали особых трудностей с тем, как делить ее расположение Но вполне вероятно, что эта ночь будет последней.
Мария тоже знала об этом.
— Оба.
Гринберг и Конев снова переглянулись. Такого еще не было. Конев пожал плечами. Гринберг улыбнулся.
— Пошли же, черт возьми, — нетерпеливо сказала Мария.
Когда полог палатки коснулся Гринберга, он почти не сомневался в неординарности предстоящей ночи.
* * *
Сидя в безопасности на «Летящем фестоне» и читая фантастику, Дженнифер мечтала оказаться рядом со своими тремя товарищами. Совсем недавно она слышала их всех, связавшись с ними, чтобы узнать их мнение по поводу того, как можно использовать корабль в предстоящей схватке. Ничего нового они ей не сообщили. Летать низко и создавать как можно больше беспорядка — самое лучшее, что они могли предложить. Дженнифер даже показалось, что их мысли находятся где-то в другом месте.
«Они могли бы попросить меня спуститься», — подумала она. Ничего бы не произошло, если бы она посадила «Летящий фестон» вблизи лагеря, а затем отыскала бы блестящие палатки торговцев. За исключением огромного павильона принца К’Седа, палатки людей были самыми заметными объектами в лагере.
Но друзья ничего не сказали ей по этому поводу, а являться без приглашения было не в ее привычках. Дженнифер с грустью ощутила, как глубоко ее ранило такое подразумеваемое неприятие. Трое ее друзей находились в своем собственном мире, где ей не было места. «Возможно, это просто потому, что я значительно моложе любого из них», — успокаивала Дженнифер себя и не верила этому. Не имело значения, какие курсы она закончила, все равно она не была предпринимателем. Гринберг должен был сожалеть о том, что он выбрал ее.
Она заставила себя продолжить чтение романа. Это напомнило ей о том, что у нее тоже есть свое место в интеллектуальном мире, где она считалась энергичной и подающей надежды, а не только слишком юной и неопытной. К несчастью, это также напомнило ей о том, что ближайший центр цивилизации находится на расстоянии нескольких световых лет.
Дженнифер начала придумывать свои собственные фантастические истории. В одной из них она спасала «Летящий фестон» от страшной опасности, подстерегающей его в космосе. Торговцы уже были готовы погрузиться в сон и, развернув световой парус, возвращаться обратно на досветовой скорости, что, несомненно, заняло бы не одно столетие. Но, вооруженная одной лишь отверткой, однако полная решимости, Дженнифер восстанавливает гипердвигатель.
Она посмеялась над собой. Даже до эпохи космических полетов подобный рассказ сочли бы низкопробной научной фантастикой. Сейчас же эта история выглядела просто нелепо. Случись что-нибудь, и самое лучшее, что она могла бы сделать, это закричать, взывая о помощи, все другие варианты были значительно хуже.
Она понизила температуру в своей каюте до такой степени, что стало прохладно. Затем, откопав несколько шерстяных одеял, плотно укуталась в них и в конце концов уснула. Но это были совсем не те теплые объятия, которыми она хотела бы насладиться.
II
— А говорили, что они в четыре раза крупнее нас. Но ведь это не так? — принц К’Сед, казалось, был удивлен, изучая выстроившиеся ряды вражеского войска.
— Ваше высочество, вы знали об этом и раньше, — заметил Гринберг, надеясь успокоить предводителя т’кайцев. — Вы ведь достаточно часто принимали при своем дворе послов м’саков.
— Послы отличаются от солдат, — возразил К’Сед.
Теперь он мог убедиться, что м’саки во многом походили на ж’буров, которыми он управлял, однако, кажется, это не очень его утешало. Наблюдая за вооруженными силами м’саков, Гринберг понял, почему принц продолжает испытывать тревогу. Ряды м’саков были зловеще молчаливы и неподвижны, в то время как т’кайцы сновали туда-сюда и болтали, будто все еще находились в походе. Глядя на то, как они трещат и тараторят, стремясь превзойти один другого, нельзя было вообразить, что они находятся не на базаре, а на поле сражения. По сути, они и были торговцами, а не воинами. М’саки, к несчастью, все как один были воинами. Капитан постепенно начал осознавать, что поведение северян содержало в себе более глубокий смысл, чем просто демонстрация отменной дисциплины. У них все было рассчитано на то, чтобы устрашить противника. Даже зеленый цвет их знамен должен был раздражать ж’буров, которые выступали под знаменами невоинственного бронзового цвета. Гринберг подумал о множестве других подобных мелочей, призванных воздействовать на психику К’Седа и его армии, на которые он не обратил внимания.
И все же т’кайцы имели такое преимущество перед врагами, какого не было до сих пор ни у одной армии на Л’Pay.
— Они не смогут скрыть от нас своих замыслов, — напомнил он К’Седу. — Мы узнаем обо всех и сможем принять контрмеры.
Пожалуй, впервые его слова совершенно не соответствовали тому, о чем он только что думал.
* * *
Нечто странного цвета, совершая непонятные и путаные движения, пробиралось сквозь ряды т’кайцев. В’Зек смотрел на эту картину с нескрываемым удивлением: уж не духов ли привели с собой южане, чтобы те сразились на их стороне? Стараясь подавить в себе суеверный страх, он поинтересовался об этом у З’Йона.
— Все возможно, мой господин, но я не обнаружил никаких следов присутствия духов, — ответил шаман. — Я думаю, вы приняли за духов мягкотелых.
В’Зек содрогнулся от отвращения. Мягкотелые передвигались как… как… В’Зек довольно долго пытался подобрать сравнение. Наконец ему пришло на ум сравнение с водой, льющейся из кувшина. Но он не успокоился. Живые существа не имели права передвигаться подобно воде, льющейся из кувшина.
