Милица Николаевна и Анастасия Николаевна впервые встретили Распутина ранее, в Киеве, в Киево-Печерской Лавре. Он первый заговорил с ними и поразил их своей речью, своим умом и благочестием. Они назвали себя и пригласили его приехать к ним в Петербург. Он приехал. Здесь они уже основательней познакомились со своим сибирским гостем. Но все это делалось не случайно. Они были близки с Государыней. Она глубоко переживала, что родившийся Наследник Престола болен гемофилией, перед которой современная медицина была бессильна, но верила слову одной прозорливой, что не наука, а простой, неученый человек поможет ее горю. Это было сказано Государыне, когда о болезни Наследника никто не знал. И Государыня искала этого "простого человека". Когда же Милица Николаевна рассказала ей о сибирском крестьянине Распутине, то убитая горем Государыня с великой надеждой пожелала видеть Григория Ефимовича».
Версия о том, что Распутин впервые познакомился с высшим светом в Киеве, высказывалась также секретарем Распутина Ароном Симановичем в его книге «Распутин и евреи».
«Распутин появился за девять лет до начала великой войны, и дальнейшие события я буду передавать по рассказам самого Распутина.
Великая княгиня Анастасия, супруга Николая Николаевича, и ее сестра Милица отправились на богомолье в Киев.
Они остановились в подворье Михайловского монастыря. Однажды утром они на дворе монастыря заметили обыкновенного странника, занятого колкой дров. Он работал для добывания себе пропитания. Это был Распутин. Он уже посетил много святых мест и монастырей и находился на обратном пути своего второго путешествия в Иерусалим. Распутин пристально посмотрел на дам и почтительно им поклонился. Они задали ему несколько вопросов, и таким образом завязался разговор. Незнакомый странник показался дамам очень интересным Распутин сообщил дамам, что он обладает способностью излечивать все болезни, никого не боится, может предсказать будущее и отвести предстоящее несчастье. В его рассказах было много огня и убедительности, и его серые пронизывающие глаза блестели так суггестивно, что его слушательниц охватывало какое-то восхищение перед ним. Они проявляли перед ним какое-то мистическое поклонение. Легко подвергающиеся суеверию, они были убеждены, что перед ними чудотворец, которого искали их сердца. Одна из них спросила его как-то вечером, может ли он излечить гемофилию. Ответ Распутина был утвердительным, причем он пояснил, что болезнь эта ему хорошо известна, и описал ее симптомы с изумительной точностью. Нарисованная картина болезни вполне соответствовала страданиям цесаревича. Еще большее впечатление оставило его заявление, что он уже излечил несколько лиц от этой болезни. Он называл также травы, которые для этого применялись им. Дамы были счастливы, что им представляется возможность оказать царской чете громадную услугу излечением ее сына. Они поведали Распутину о болезни наследника, о которой в то время в обществе еще ничего не было известно, и он предложил излечить его. Таким образом завязался узел, развязка которого последовала лишь убийством чудотворца и бурями второй революции».
Если к воспоминаниям Симановича следует относиться с очень большой долей осторожности, хотя бы потому, что не вполне ясно, кто был их подлинным автором, то епископ Феофан – человек, безусловно пользующийся огромным уважением и доверием. Такого же уважения заслуживает и автор книги о Феофане иеросхимонах Епифаний.
И тем не менее в позднем рассказе Феофана, сообщенном Епифанием (равно как и в мемуарах Симановича), много хронологических нестыковок. Болезнь наследника всерьез проявилась после того, как Распутин был введен во дворец, и совершенно очевидно, что не она была причиной первых встреч крестьянина с августейшей четой. Цесаревича Распутин впервые увидел только через год после первой встречи с Государем. А знакомство Распутина с Великими княгинями Милицей Николаевной и Анастасией Николаевной на богомолье в Киеве и вовсе из разряда мифических.
Точно так же ошибался и священник Лев Лебедев, автор книги «Великороссия: Жизненный путь», когда писал: «Распутин появился около Царского Двора в октябре-ноябре 1905 г. Его рекомендовали Государю и Государыне как уже признанного целителя для помощи больному Цесаревичу Алексею». Все было совсем не так, хотя надо признать, что суждения о появлении Распутина во Двору только по причине болезни наследника в качестве целителя встречались и в показаниях близких к Государыне людей.
«Распутин попал к Царской Семье впервые, как мне помнится, в Спаде. Тогда вся Царская Семья жила там и с Алексеем Николаевичем произошло несчастье. Он резвился в бассейне и ушибся. У него отнялась тогда одна нога и Ему было очень худо. Его тогда лечили профессор Федоров, доктор Острогорский, доктор Боткин и доктор Деревенько. Ему было настолько худо, что у Него очень плохо работало сердце и был плохой пульс. Все опасались за Его жизнь, и Алексей Николаевич страдал ужасно; сильно кричал.
Тогда супруга Великого Князя Николая Николаевича Анастасия Николаевна указала Ее Величеству на Распутина как на человека, имеющего особую силу – его молитва исцеляет. Ее Величество, как человек глубоко верующий, как Мать, страшно любившая сына, пожелала тогда видеть Распутина», – рассказывала на следствии камер-юнгфера Государыни Мария Густавовна Тутельберг, прослужившая при Александре Федоровне с года ее замужества и до екатеринбургского заключения.
Заблуждалась она или, что более вероятно, стремилась к тому, чтобы ничто не оскорбляло памяти ее Государыни, и сознательно нарушала последовательность событий, но только Распутин появился во дворце намного раньше (упомянутый М. Г. Тутельберг эпизод относится к 1912 году). Другое дело, что именно болезнь наследника закрепила его положение и стала одной из основных причин длительного нахождения при Царской Семье. Об этом чуть позже, а пока вернемся к Феофану. Если верить тому, что Э. Радзинский действительно имел доступ к неопубликованным материалам допроса епископа в 1917 году и без искажений воспроизвел их в своей книге, то на следствии Феофан говорил: «Как-то он (епископ Сергий. – А. В.) пригласил нас к себе пить чай и познакомил впервые меня, нескольких монахов и студентов с прибывшим к нему Божьим человеком или «братом Григорием», как мы тогда называли Распутина… Он поразил всех нас психологической проникновенностью. Лицо у него было бледное, глаза необыкновенно проницательные, вид постника. И впечатление производил сильное».
Таким образом, Феофан впервые увидел Распутина не у черногорок, а у Сергия. Это же подтверждает ближайший сподвижник архимандрита, в ту пору стипендиат (то есть, говоря современным языком, аспирант) Духовной академии, будущий митрополит Вениамин (Федченков), которого упоминал митрополит Евлогий. «В некоторых кругах думали, будто архимандрит Феофан сам провел Распутина в царский дворец. Это неверно. Он познакомил его, разумеется, как человека Божия, с одной великокняжеской семьей, ему близко знакомой духовно. А оттуда его уже познакомили со дворцом царя».
Вениамин впоследствии был хорошо знаком с Григорием Распутиным. Он оставил, пожалуй, одно из самых убедительных о нем свидетельств и сделал едва ли не самый глубокий и объективный анализ тех причин, по которым и стал возможен сам распутинский феномен:
