Древесные ползучие растения, в свою очередь обвитые другими ползучими растениями, достигали большой толщины: некоторые измеренные мной имели до двух футов в окружности. Многие более старые деревья, с ветвей которых, как связки сена, свешивались лианы, выглядели очень своеобразно. Если я переводил взор с мира листвы, наверху, вниз, к земле, меня привлекали необыкновенным изяществом своих листьев папоротники и мимозы. Местами мимоза покрывала поверхность земли зарослями высотой всего в несколько дюймов. Когда проходишь по этим густым зарослям, позади остается широкий след вследствие изменения оттенка, которое вызывается опусканием чувствительных листочков мимозы.
Нетрудно перечислить отдельные объекты этой великолепной панорамы, восхищавшие меня, но нет никакой возможности полностью передать те высокие чувства изумления и благоговения, которые охватывали меня и приводили в восторг.
19 апреля. Оставив Сосего, мы первые два дня возвращались по старому пути. Это было очень скучно, так как дорога проходила преимущественно по ослепительной и знойной песчаной равнине недалеко от берега. Я заметил, что всякий раз, когда моя лошадь ступала по мелкому кремнистому песку, слышался слабый чирикающий звук. На третий день мы свернули на другую дорогу и проехали через живописную деревушку Мадре-де-Деос. Это одна из главных дорог в Бразилии, но она была в таком плохом состоянии, что ни один колесный экипаж, кроме разве фургона топорной работы, запряженного волами, не мог бы по ней проехать. За всю нашу поездку мы не встретили ни одного каменного моста, а мосты из деревянных брусьев были зачастую в таком неисправном состоянии, что приходилось делать объезды стороной. Точные расстояния здесь совершенно неизвестны. По дороге вместо верстовых столбов часто попадаются кресты, отмечающие места, где была пролита человеческая кровь. Вечером 23-го мы прибыли в Рио, закончив, таким образом, нашу небольшую приятную прогулку.
* * *
Все остальное время моего пребывания в Рио я жил в домике у залива Ботофого. Невозможно и пожелать ничего более восхитительного, чем провести так несколько недель в этом великолепном месте. В Англии любитель естественной истории пользуется во время своих прогулок тем большим преимуществом, что непременно встречает что-нибудь привлекающее его внимание; но в этих благодатных краях, где природа кишит жизнью, привлекательного так много, что натуралист почти вовсе не в состоянии гулять.
Немногочисленные наблюдения, которые я сумел сделать, ограничились по-чти исключительно беспозвоночными животными. Меня очень заинтересовало наличие здесь особой группы рода Planaria, ведущей наземный образ жизни[43]. Эти животные обладают таким простым строением, что Кювье объединил их с червями, паразитирующими в кишечнике, хотя их никогда не находили в теле других животных. Множество видов планарий живет и в соленой, и в пресной воде, но те, о которых я говорю, встречались в лесу даже в сравнительно сухих местах, под гниющими корягами, которыми, я полагаю, они питаются.
По форме они в общем похожи на маленьких слизней, но гораздо уже; некоторые виды красиво разукрашены продольными полосками. Строение их очень несложно; около середины нижней поверхности тела, на которой они ползают, имеются две маленькие поперечные щели; из передней они могут высовывать воронко-образный, в высшей степени чувствительный рот. В течение некоторого времени после того, как животное окончательно погибало под действием соленой воды или по другой причине, рот еще сохранял признаки жизни.
Я нашел не менее двенадцати различных видов наземных планарий в разных частях Южного полушария[44]. Несколько экземпляров, которые были найдены мной на Вандименовой Земле[45], я сохранял у себя живыми почти два месяца, причем кормил их гнилым деревом. Одно из этих животных я разрезал поперек на две почти равные части, и за две недели каждая половина приобрела форму целого животного. Между тем я разрезал тело так, что на одной половинке остались оба нижных отверстия, а на другой, следовательно, ни одного.
Через 25 дней после операции более полную половину нельзя было отличить от любого другого целого экземпляра. Размеры второй половины сильно увеличились, и около зад-него конца ее в паренхимной ткани[46] образовался светлый участок, в котором можно было явственно различить зачаток чашеобразного рта; однако на другой стороне соответствующей щели еще не появилось. Я не сомневаюсь, что если бы жара, повышавшаяся по мере нашего приближения к экватору, не уничтожила все экземпляры, то был бы сделан и этот последний шаг, завершающий строение животного.
Хотя этот опыт и широко известен, любопытно было следить за постепенным образованием всех существенных органов из одного только кусочка другого животного. Сохранить мертвых планарий крайне трудно: как только прекращение жизни открывает путь действию всеобщих законов разложения, все тело их становится мягким и жидким с быстротой, равной которой мне не приходилось видеть.
В первый раз я посетил лес, где встречались эти планарии, со старым португальским священником, который взял меня с собой на охоту. Охота состояла в том, чтобы спустить в чащу нескольких собак, а затем, терпеливо ожидая, стрелять в любое животное, какое только появится. Нас сопровождал сын соседнего фермера – отличный образец не тронутого культурой бразильского юноши. Он был одет в изорванную старую рубашку и штаны, ходил с непокрытой головой и носил ружье старинного образца и большой нож.
